Лифчик для героя. Путь самца - 2.
Шрифт:
Компания вновь закатилась.
— Ну что ты вылупилась? За артистов отвечает Трахтенберг. Че ты ко мне приперлась?! — и, обращаясь к собратьям: — А вы спрашиваете, где мы их берем? Сами приходят. За баб и дублеров!
Лили поджимает губы, слыша наш разговор. А мне приходится идти к разозленному Трахтенбергу, ужинающему в уголке.
— Извините, я насчет работы.
— Какой работы? Персоналом занимается хозяин. Иди к нему. — Он жадно закусывает бутербродом только что выпитую рюмку виски.
— Я только что от него. К вам прислал. Ведь вы отвечаете
— Я. А вы, простите, кто?
— Я могу поработать пока... Вместо Лили. Пока она в отпуске...
— Оно уходит в отпуск? Слава богу! — Он оживляется. — Приходи завтра к шести, посмотрим.
По дороге домой Лили, надувшись, молчит: еще бы, я нашла общий язык с ее «врагом». А я... Мне даже не до нее. В голове куча мыслей. Хорошо, что умею шить, сегодня раскрою старые бархатные портьеры и завтра до шести уже сделаю себе костюм настоящей царицы... А под него подойдут красные туфли, накидка из тюля и песня Аллегровой. Ветер пыльных улиц подвывал в такт шагов: «Гуляй, шальная императрица, страна, которой правишь ты, берет с тебя пример... Легко влюбиться... Когда так сладко смотрит офицер... »
В глубине души раздался мужской голос: «Тоже мне, пидор-рукодельник!» Но я запела еще громче, более того, теперь уже под представляемый аккомпанемент симфонического оркестра, и враждебные комментарии постепенно потерялись в этом музыкальном эфире.
— Нет! Нет! И еще раз нет!
Арии Аллегровой наступили на горло, нажав указательным пальцем на кнопку «стоп». Новое платье едва успело стыдливо сползти с плеча. Он что, не хочет, чтобы я раздевалась?
— Нет! — продолжал Роман Львович. — Ну какая из тебя, на хуй, императрица? Ты же, вообще, хуй поймешь кто, и музыка должна быть — хуй знает какая! — Со сногсшибательной прямотой он моментально перечеркнул мой выбор.
Я собралась открыть рот. Как это, не поймешь кто? А как же мое роскошное королевское платье мои усердные домашние репетиции — я не спала целые сутки! Пока шила, пока готовилась — и НА тебе?!!!
А Трахтенберг уже уселся за пульт и роется в залежах дисков.
— У меня тут есть сборники Лебединского с автографом, он мне подарил потому, что я недавно в его клипе снимался «Пьяный Винни-Пух». Может, ты видела? — Он взглянул на меня и поймал мой недоумевающий взгляд.
А к чему сей рассказ?
— Я не буду танцевать под Винни-Пуха!
— А под кого? Под Сову? Тебе что, Сова ближе? — хмыкнул он.
— Да что вы несете?
Что он себе позволяет?! И тут я бросила гневны взгляд на обидчика. В зеленых невинных глазах РОМАНа Львовича не читалось никакого даже отдаленного желания оскорбить или унизить. Он улыбнулся и продолжал копаться в дисках...
— О чем это я? Ах, ну да. Тут вот одна песня есть, «Единственная моя», Лебедь ее написал для Фильки, а потом адаптировал под себя. Сейчас поставлю.
Пропито-прокуренный мужской голос оглушил диким воем: «А скажи-ка, друг Петруха, самый умный среди нас, сколько денег сэкономил, сколько нервов себе спас! Резиновая твоя-яяяааа...»
—
— Нет. Не очень.
— Ты что? Это же пародия, а ты тоже будешь как хард-пародия на женщину. Вполне в духе кабаре.
Мне хотелось поспорить. Но есть ли смысл? Уверена, что он все равно сделает так, как хочет. Иначе не я бы на него работала, а наоборот. Лили тоже отстаивает свою точку зрения, а чем это закончится? К тому же тридцать долларов за вечер, которые обещают, — совсем неплохо. Где еще столько заработаю? Я приняла сторону «наимудрейшего»:
— Ну хорошо. А что мне делать?
— Да в принципе все равно. Что хочешь. Главное — соблюдать правила: номер должен идти по нарастающей. На первом куплете надо расстегнуть платье, на втором снять лифчик, на третьем — трусы. Остальное «полирнём» по ходу пьесы, — и он попытался оборвать беседу.
Со стороны казалось, ему все равно, как пройдет мой дебют: если получится — под веселые комментарии и овации продолжу свой путь к творческому Олимпу; если с треском провалюсь — под те же шуточки-прибауточки вылечу отсюда.
— Будешь Дерьмовочкой, — сообщил он. — Здорово я придумал?
— А что плохого в моем имени?
— Претенциозно звучит, — он словно повторял лекцию моего психиатра. — К тому же я всех баб переименовываю. Ну пойми, как может девка, которая перед толпой народа голой пиздой сверкает, называться Эсмеральдой, Евой или Джульеттой?! Глупости это все! Я тут речи произношу, что все бабы бляди, иллюстрирую анекдотами, так зачем мне дешевый пафос. Раз шоу матерное, так пусть и имена соответствуют. Раз оголяешься публично — будешь... Голожопкой какой-нибудь.
— А вдруг у меня не получится публично раздеться?
— А?... Нет, у всех получается. И у мужчин, — он выразительно взглянул в мою сторону, — и уж тем более у женщин. Ты же все-таки женщина?
— А что, не похожа?
— Вот, видишь! Значит, у тебя получится обязательно! Просто в музыку можешь не попасть, но это не самое страшное, — и, не давая мне задать очередное вопрос, скрылся за дверью туалета.
Не годится на пол — пригодится на кол
— Рабинович, если бы вам предложили трахнуть Машу один раз или Колю два раза, что бы вы предпочли?
— Ну, Маша — это, конечно, Маша, но два раза — это два раза!