Life in me
Шрифт:
— Милая, дети в своём развитии никого не спрашивают, когда им начать толкаться. Вот, помнишь тётю Диану с её близнецами? — как можно забыть человека, который подарил мне такую способность к деторождению? Я киваю. — Так её первенцы вообще начали толкаться в середине четвёртого месяца, — рассказывает мама, а я сижу и удивляюсь.
Тут звонит мой телефон, и я вижу, что мы практически доехали. Ещё совсем немного.
— Да, говорите, — подаю я голос и вижу на экране лицо Джона. Он такой довольный.
—
— Ты Кэролайн обрадовал? — задаю вопрос ему, и он кивает.
— Да, они очень рады. Дать тебе Николь? — я не знаю, что ответить, но, помедлив, соглашаюсь.
— Приве-е-ет, дорогая, ну, как ты там? — волнуюсь я и разглядываю роженицу.
— Всё хорошо, знакомимся, Кристофер Александр Адли, богатырь наш! — говорит она, и камера двигается в сторону сосущего молоко ребёночка.
Мы все загорелись, когда увидели эту картину. Какой же он большой! Прямо на месячного тянет! Как у неё живот не разорвался...
Мы поговорили с роженицей и приехали к церкви ровно за десять минут до начала. Жениха должны увести в другое помещение, чтобы он не видел меня.
— Ну что, последние шаги свободы? — спрашивает София, стоя на коленях на ковре в лимузине, и поправляя мне причёску и макияж.
— Да уж, я просто ужасно волнуюсь, — заявляю я и не снимаю рук с живота, ожидая снова пиночка от моих деток. Боже мой, до сих пор не могу в это поверить, аж по три пиночка от каждого, видимо. Как представлю, что они вытягивают свои ручки или ножки и толкают меня по животу, снова слёзы наворачиваются.
Я стараюсь не плакать и терпеливо жду нового макияжа. Мы с Софией одни в машине и ждём команды мамы.
— Ты, главное, не волнуйся, тебе вредно! Лучше думай про то, как они толкались. Но только не реветь! А лучше ещё помни, чьи они! И то, что за их отца ты выходишь замуж. Дэвин очень сильно тебя любит, это хорошо видно. Даже у нас, по-моему, не было таких взглядов, как у вас, и поцелуев, хотя, я могу ошибаться. Но всё равно тебе стоит помнить, что ты у Дэвина первая серьёзная девушка, которая изменила его жизнь. Ты клятву помнишь? — спрашивает София, подбадривая меня.
Девушка решила открыть свои ушки и сделала две французские косы по краям, спрятав их концы под густыми чёрными локонами. Она решила тоже украсить свои волосы только маленькими бусинками розового цвета.
— Помню. Мне кажется, мы с тобой отхватили самых горячих парней Лос-Анджелеса, и всё равно, что один — будущий актёр, а второй — учитель музыки, зато в престижном лицее! — говорю я, подняв палец вверх.
Тут доносится стук в стекло, и я вижу маму. Я опускаю стекло, и мама наклоняется.
— Пора менять фамилию! — говорит она, и я улыбаюсь. Мама любит привнести разнообразие в обычные фразы.
— Ну что, в бой? — говорит она, и я киваю, промолчав. Господи, начинается!
Сестра накидывает на моё лицо фату, и мама открывает дверь. Я выхожу из лимузина, поблагодарив водителя. Мои белые балетки ступают на чёрный асфальт, кристаллы на балетках блестят, мерцая у меня в глазах. Я выпрямляюсь, меня встречает папа. Я замечаю на его лице слёзы и улыбаюсь. София достаёт мой шлейф до конца и закрывает дверь лимузина.
Подол понесёт Рози, моя племянница, самая-самая первая. Мы упросили впустить её в церковь под присмотром моего папы, который поведёт меня к алтарю.
— Дочка моя! Ты просто божественна в этом платье! Боже мой, как же я счастлив, не верится, что ты выходишь замуж! — поддаётся эмоциям папа. Мама снарядила его в первый костюм, чёрный пиджак и синюю рубашку с чёрным галстуком. Так непривычно его видеть в лакированных ботинках и костюме.
— Рози, дорогая, привет, хватай подол и держи его аккуратно, как будто держишь очень дорогую вещь, и не урони! — говорит мама, заметив нашу сестру с дочкой.
Мы здороваемся с роднёй и принимаем поздравления. Музыка пошла, все приготовились.
— Рози, красавица, запомни: ни при каких обстоятельствах не отпускать подол платья. Если хочешь что-нибудь почесать, лучше делай это сейчас! Поняла? — спрашивает мама, и племянница чешет от волнения лоб и колено с затылком и локтем. Красавицу одели в тёмно-синее платье, она просто замечательная. Волосы у неё чисто белые, а глаза голубые, платье у неё очень объёмное, и, если бы оно было размеров на 20-25 побольше, можно было бы сказать, что оно свадебное, но для такой малышки оно карнавальное.
Ну вот, через пять секунд мой выход. Золотые двери открываются, и мы проходим по коридору вглубь здания. Как же тут красиво! А ещё пахнет розами, и, кажется, лепестки шуршат под ногами. Я поднимаю голову, от волнения опущенную вниз, и мой взгляд устремляется вперёд. Я вижу его. Боже мой, держите меня, какой же он красивый! Эти волосы, эта белая рубашка и голубой галстук! Чёрный костюм ему очень идёт и подчёркивает его фигуру, как бы это странно не выглядело. Хочу идти к нему быстрее, но музыка не позволяет и требует, чтобы я шла ей в такт. Точнее, требует папа, удерживая меня.