Life in me
Шрифт:
Пока я ходила по учителям, я почувствовала, что мне немного плохо, то ли от того, что я много ходила, то ли потому, что практически ничего не ела сегодня утром. По дороге я выпила сок и съела большой бутерброд. Немного полегчало, но всё равно немного шатает.
– Здравствуйте, дамы и джентльмены! Мы рады начать новый учебный год с приятного сюрприза. Но сначала, по традиции, выступит наш новый директор – миссис Брюлс, она же и представит наш сюрприз. Встречаем! – объявляет наш активист Стен Фишер. Я его не знаю, но его фамилия похожа на немецкую. Интересно, как его занесло на третий курс нашего дурдома? Да, я очень люблю наш колледж.
После традиционной речи директора миссис
– Сегодня мы вам подготовили небольшой сюрприз! Внимание, выступает известная группа «Family A»! В составе её ничего не изменилось, только раньше это была группа с фамилией Албертон, и только один участник носил фамилию Адли – Джон Адли, – Джон вышел на сцену и сел за свой инструмент, – знаменитый барабанщик нашей колледжной группы. Теперь же на клавишах играет очень милая девушка, которая на безымянном пальце носит два кольца и имеет фамилию Адли – Николь Адли. – Девушка выходит на сцену и идёт к синтезатору. – Прекрасная пианистка, в девичестве Албертон, наша бывшая ученица школьного отделения, родила прекрасного мальчика! И, конечно, старший участник этой группы – Кайл Албертон, – наш красавец с новой причёской выходит на сцену. Когда они все успели приехать? Я приятно удивлена. Директор продолжает.
– Он закончил наш колледж ровно год назад, но за столь короткое время успел пополнить свою семью ещё двумя девушками, которые, наверняка, занимают большое место в его жизни. Ещё один участник группы, который, к сожалению, был вынужден уйти из колледжа по нескольким причинам, Дэвин Албертон, сюрприз от которого вы сможете увидеть на безымянным пальце! И последний участник этой группы, но не последний по значению человек, тоже преподнесёт вам сюрприз, кстати, такой же, как и ваш любимец. Несмотря на то, что в жизни ребят многое изменилось, они согласились снова выступать в нашем колледже. Слушаем и подпеваем! – заканчивает директор, и мы хлопаем в ладоши. Звучит музыка, и я улыбаюсь. Мальчики поют мою песню, которую почти два года назад посвятил мне мой Дэвин. Когда заканчивается вторая песня, мы встаём и аплодируем. Э-эх, давно я не была на их концерте – целый месяц! Последний раз видела их за инструментами на презентации моих книг.
Вдруг я чувствую, что земля уходит из-под ног, в животе появляется какая-то тяжесть, и земля принимает меня в свои объятия...
====== Глава 7. Эмма. ======
Ошибка? Или чёрная полоса? Часть 2. Чувствительность повышается
Я открываю глаза и вижу резкий свет. Глаза моментально прикрываются, и теперь я лишь вижу белые стены.
Привыкнув к яркому свету, я открываю свои карие глаза. Я перестала носить линзы, так как на последнем приёме окулист разрешил носить их только после родов. А на приёме я была не так давно – на 17 неделе. Я поворачиваю голову влево и вижу на кушетке спящего парня. Трудно узнать его, но это определенно мой муж.
Я сажусь в кровати и чувствую некое покалывание внизу живота, но оно быстро проходит. Видимо, затёк. Интересно, сколько я проспала? И спала ли я? Может, мне кто-нибудь объяснит, в чём дело?
Спустя пару секунд я нахожу кнопку вызова медицинского персонала. Дверь в палату открыта, но кроме меня с мужем тут никого нет.
Через считанные секунды в дверях появляется молодой мужчина.
– А, это вы звонили... Я думал, снова ваш муж, – он что, уже вызывал кого-то? Зачем? Если мне сейчас никто ничего не объяснит, я начну рвать и метать.
Мужчина берёт меня за руку и нащупывает пульс, затем переводит взгляд на прибор. Снова эта писклявая аппаратура... Сейчас она меня раздражает больше, чем после дня рождения мамы.
– Ну, слава богу, что всё хорошо. Я так понимаю, вы хотите узнать, что с вами? – спрашивает доктор, взяв папку с моими документами. Я изо всех сил пытаюсь не заорать.
– Конечно, хочу, только подождите немного. Нужно кое-кого разбудить, – я смотрю на тумбочку и вижу на ней маленького бежевого медвежонка. Наверное, София принесла. Хотя это не так важно. Я беру мягкую игрушку и кидаю его в молодого парня, сидящего у окна. Прямо в затылок!
– В яблочко! Просыпайся, родной, доктор пришёл, – говорю я, и парень, протирая глаза, встаёт и удивляется, что я проснулась.
– Любимая, неужели ты проснулась? Боже, как я счастлив! Я думал... – он осекается, и я смотрю на него с подозрением.
– Не дождёшься, – я поворачиваю голову от закатившего глаза, но улыбающегося Дэвина в сторону доктора. На его бейджике написано его фамилия и имя, – мистер Лоренс, продолжаете, – говорю я и чувствую, как ласкает мою руку муж.
– В общем, вы были в лёгкой коме, недолго, около 33 часов. У вас случился приступ пищевой и энергетической недостаточности, причём слишком резкий. Ваш муж нам рассказал, чем вы питались вчера. А в кому, собственно, вас ввёл легкий толчок вашего ребёнка. Знал, куда бить, – доктор усмехается, – прям в болевую точку, потому и последствия такие. Такое случается очень редко, но вы вошли в те пять процентов, с которыми это происходит. С детишками всё хорошо, а вот с вашей левой щиколоткой не очень: у вас надрыв связок. Вы чувствуете боль? – спрашивает мужчина, и я качаю головой.
Совершенно ничего не чувствую.
– Странно, а должны. Хорошо, а если вот так? – спрашивает мужчина и, приподняв одеяло, проводит рукой по моей левой ноге, которая, кстати, вся в бинтах. Я снова отрицательно качаю головой. Но, когда он дотрагивается до щиколотки, я кричу от боли. Видимо, я неестественно выгнула левую ногу и повредила связки.
– Простите, я просто проверял. Ну, значит так. Лежим на сохранении до конца 20 недели, в начале её – первый осмотр, после процедур второго круга последний капитальный осмотр УЗИ и анализы. На следующий день выпишем. Но это только, если всё будет хорошо. И правильно питаемся. Правильно, а не диетически. Нельзя так резко начинать похудание, тем более с близнецами. Даю Вам, – доктор обращается к Дэвину, – десять минут и на выход, ночь уже, – заканчивает мистер Лоренс и выходит из палаты. Мужчине среднего телосложения на вид лет 30. Голос у него очень приятный, и, если бы не моё испорченное настроение, я бы улыбнулась.
– Только попробуй сказать, что ты жалеешь или не простишь себе этого, – без прелюдий начинаю я, обращаясь к Дэвину, – да, ты виноват в том, что заставлял меня есть эту морковную гадость, хотя знаешь, что я морковь в чистом виде не переношу. Конечно, в этом есть и моя вина, но лучше не говори мне этого! – прошу я, наблюдая за своим Аполлоном. Спустя два года ничего не изменилось, кроме штампа в паспорте, шестимесячного живота и его волос. А так он всё такой же блондин с шоколадными глазами, в которых утонуть не жалко.
– Ты меня уже наизусть выучила. Да уж, два года играют роль, – парень устало улыбается, – я так тебя люблю, поправляйся скорее! Дома будет скучно без тебя, а сюда мне больше не разрешат приходить, – улыбка становится печальной, – я еле-еле допросился посидеть с тобой, пока ты спала. А теперь пустят только в приёмные часы, – говорит он, и я улыбаюсь в ответ. Мы целуемся на прощание, и я снова чувствую себя девятнадцатилетней девушкой, и снова уплываю далеко-далеко, в сладкую эйфорию от моего наркотика.