Лига перепуганных мужчин
Шрифт:
Чапин не смотрел на шкатулку, его глаза были устремлены на Вульфа.
– Я говорил вам, сэр, я познал, что такое жить на милостыню. Теперь я узнал, как жить без нее.
Он дважды наклонил голову, как лошадь под дождем, резко повернулся на каблуках и захромал к двери. Я оставался на своем месте, мне не хотелось выходить в прихожую помогать ему одеться. Мы слышали, как отворилась и затворилась дверь.
– Убери эту злосчастную шкатулку, Арчи, ей не место на полу, – вздохнул Вульф.
Глава 15
В то утро я больше не выходил из дома.
После ленча я сел в машину и отправился на охоту за Хиббардом. У меня было столько же шансов отыскать Хиббарда, как получить любовную записку от Греты Гарбо, но все равно я продолжал разнюхивать все вокруг.
Я решил нанести визит в контору Фердинанда, биржевого маклера. Мне было известно, что Хиббард вложил часть своих средств в компанию «Голбрейт и Бауэн», которая, видимо, спекулировала ценными бумагами. Поэтому я считал, что именно здесь у меня больше шансов что-то услышать про Хиббарда, чем от всех остальных членов «Лиги». Деньги – это, все-таки, деньги!
Войдя в офис на двадцать первом этаже одного из зданий в Уолл-стрит, я сказал себе, что надо повысить долю Бауэна в общем котле, независимо от того, что сказано в банковском донесении. Аренда только этого помещения стоила им черт знает сколько.
Дельцам средней руки это было не по карману. Обстановка, в том числе полированный пол с толстым ковром, создавала у вас впечатление, что в качестве стенографистки они наняли бы, как минимум, герцогиню!
Меня провели в личный кабинет Бауэна. Размерами он походил на танцевальный зал, а лежащие на полу ковры вызывали необоримое желание разуться и погулять по ним босиком. Бауэн сидел за очень элегантным письменным столом, на котором не было ничего, кроме «Уолл-стрит джорнал» и красивой пепельницы. В одной руке у Бауэна была длинная толстая сигара, над которой вился душистый дымок (очевидно, это была настоящая турецкая, так я подумал, хотя сам никогда таковой не пробовал).
Мне этот тип не нравился. Если бы мне предложили «пришить» это убийство ему или Полю Чапину, я бы подбросил монетку…
Он воображал, что оказывает мне великую милость, предложив присесть… Если бы это был прожженный делец с сомнительной репутацией, я бы смирился, но вот такая птица, воображающая себя помесью Джона Л. Рокфеллера и лорда Честерфилда, в то время как в нем не было ничего ни от первого, ни от второго, вызывала у меня желание дать ему затрещину.
Я сказал ему то, что говорил им всем, что мне хотелось бы услышать о его последней встрече с Хиббардом. Ему потребовалось подумать, наконец, он вспомнил, что последний раз они виделись более чем за неделю до исчезновения Хиббарда, в театре. Ничего такого не было сказано, что имело бы отношение к теперешнему положению вещей.
Я спросил его:
– У Хиббарда имеется доля в вашей фирме?
Он кивнул.
– Да, уже давно, но он не увлекается спекуляциями. Он вкладывает деньги в ценные бумаги.
– Понимаете, что могло бы мне помочь. Например, за несколько
– Нет. Счет Энди вот уже две недели не участвует в сделках, и никакой инструкции он не оставил.
На этом мы распрощались.
От шести других я узнал столько же, сколько от Бауэна, и это был прекрасный пример «продвижения вперед» в поисках Хиббарда. Это был «триумф». Поэтому я возвратился домой в самом «радужном» настроении ко времени обеда, не говоря уже о том, что пока я находился у Бауэна, какой-то недоросль нацарапал на двери моей машины несколько ругательств. Мне все так опротивело, что я не хотел даже слушать застольные беседы Вульфа, который во время еды совершенно забывал, что на свете существует такая вещь, как расследование убийства.
После ужина мы пошли в кабинет.
По злобе, в отчаянии я начал подробно описывать Вульфу все свои бесплодные странствия этого дня, но он тут же попросил меня принести ему атлас и стал рассматривать карты. Ему бы следовало думать о деле, а он развлекается игрушками. Их у него было много, но больше всего я ненавидел атлас. Еще немного я повозился с каталогом луковичных растений и книгой расходов, потом запер все это в ящик, подошел к столу Вульфа, чтобы узнать, что он делает. Он изучал Китай! Атлас у него был великолепный. Вульф развернул складную карту и путешествовал по Востоку.
Не потрудившись даже пожелать ему «спокойной ночи», потому что я знал, что он мне все равно не ответит, я взял со стола «Черт бы побрал деревенщину» и пошел к себе наверх, заглянув только на кухню за молоком.
Облачившись в пижаму и домашние туфли, я уселся в свое самое удобное кресло под торшером, поставил молоко рядышком на журнальный столик и принялся за чтение произведений Поля Чапина. Я решил, что пришло время ликвидировать пробел в моих знаниях и сравниться в этом отношении с Вульфом.
К одиннадцати часам я совершенно скис. Молоко было все выпито, и у меня не было никакой надежды познать то, что нашел в этой галиматье Вульф.
Дело закончилось тем, что я бросил книгу на стол и нырнул под теплое одеяло.
С утра субботы все началось сначала, и хотя я не верил в успех, я все же продолжал свои поиски, очевидно потому, что никогда не бросал дела, не доведя его до конца. Без четверти час я позвонил Вульфу, надеясь, что он позовет меня домой к ленчу, а вместо этого он дал мне новое поручение. Сказал, чтобы я где-нибудь перекусил на скорую руку и сразу же отправился к Мансолу. Дитсон позвонил, что он получил дюжину луковиц новой разновидности миттонии, которые только что прибыли из Англии, и предложил Вульфу пару луковиц, если он пришлет за ними.
Когда в разгаре расследования какого-нибудь серьезного дела Вульф посылал меня охотиться за его проклятыми орхидеями, я даже не злился, а просто чувствовал себя ослом. Но на этот раз я не так уж и переживал, поскольку не верил в целесообразность того, чем занимался.
Я вернулся на Тридцать пятую улицу около половины четвертого и сразу же отнес луковицы Вульфу. Он их не только осмотрел, но буквально ощупал и обнюхал, а потом велел нести наверх Теодору.
Я все сделал и хотел зарегистрировать новые луковицы, но Вульф сказал: