Лихое время
Шрифт:
– За кордон? – Ошарашенный Костя снова вскочил с обомшелого ствола. – Ты меня с собой за кордон кличешь?! За какие это же такие красивые глаза? И чо я там забыл?
– Там, Костя, можно заняться приличной коммерцией. Развернемся – будь здоров! Я в торговых кругах человек известный, раньше вся китайская власть в Харбине на поклон ко мне ходила. Кормились, сволочи, из моих рук!
Бизин произнес это, невольно приосанившись, с таким презрением, что Ленков мгновенно поверил. Поверил в то, что Бизин действительно может раздобыть ему пропуск в нарисованный рай.
– Я тебе, Константин, без лукавства поведал… Приглянулся ты, парень, приглянулся… Молод, решительности тебе не занимать, ум имеется. И кличу с собой не за красивые глаза. Не сейчас пойдем, а когда капиталом обзаведемся…
– Ага, я, стало быть, в огонь ныряй, набирай капитал, а ты опосля на моем горбе за кордон решил въехать! – скривился Ленков.
– Вместе будем набирать, не сумлевайся. Без меня ты не капитал будешь набирать, а всякий мусор. Знать надобно, мил-друг, кого в Чите растрясти можно… Вы ж по мелкому щипаете… А «рыжавье», Костя, по другим уголкам ховается… Вот огляжусь пару деньков… Ты ко мне загляни после, Костя, на Новые места. Филя покажет, где квартирую. Там и обговорим все ладком.
Бизин говорил и искоса наблюдал за Костиным выражением лица. Замечал, что собеседник на его, бизинскую, многозначительную таинственность покупается, как малец на диковинную игрушку. И продолжал осторожно плести свою паутину:
– …Ты мне про «сообщество» свое поведаешь, что там за расклад, а я тебе списочек напишу… с адресочками, где поживиться можно по-настоящему. Для набора капитала! Но смотри, Костя, – Бизин предостерегающе поднял палец, – никому ни гу-гу! И среди людишек своих помалкивай. К дисциплине их приучай, гаечки закручивай. Чтобы они тебе безоговорочно подчинялись и силу твою знали. Авторитету мы тебе наберем! Пойдет богатая добыча, будет и вес у тебя атаманский…
И тут же, проехав по самолюбию Ленкова, закряхтел, подымаясь.
– Но, ладно… После переговорим, а то Филя небось уже изнервничался, чего мы тут так долго секретничаем. С Филей, парень, тоже молчок! Ты его к себе приблизь, но впрямую на дело не бери. Филька для другого тебе нужен. Пусть тебе спину закрывает, с милицией дружит. Через эту «дружбу» много чего выведать можно, заранее оберечься, если они невод закинут. Сам тоже не зевай, приятелей там заводи. Нынче время голодное, на дармовой кусок многие польстятся, знай только подкармливай не жалеючи! Так что, Константин, думай. Парень ты еще молодой, отчего не пожить всласть, а? И насчет коммерции в будущем. Тут тебе дотумкивать ничего не требуется. Капитал соберем – компаньоны, значит. Будешь совладельцем – и гуляй! А уж я оборот организую и тебя в этом деле поднатаскаю. Чтоб, когда глаза мои закроются, удачливым был ты коммерсантом и меня воспоминал благодарным словом. Как сын родной! – подпустил слезы напоследок старый хитрец.
Они вернулись на постоялый двор, ласково щурящийся на солнце Бизин и озадаченный Костя. У калитки увидели Анну, которая молча посторонилась, но, как на дорогу смотрела, так и осталась снаружи. А за забором, у сарая-конюшни, Цупко и Мишка Спешилов закидывали на телегу мешки. Бизин понял, что Филя куда-то собрался увозить ворованный овес.
– Чо-та долгонько выгуливались, мужички! – сгорая от любопытства, бросил Филипп. – Ну, как, вволю насекретничались? Мишка, – толкнул глухого пасынка, – иди пока, иди!
– А он у тебя, чо, по губам разбират? – спросил Ленков.
– Хто ево знат… Лучше пущай там потрется, эдак спокойней.
– Филя, куда с грузом навострился-то? – Бизин потрогал край мешка на телеге. Так и есть, овес!
– Иван Манзуров, тутошний, песчанский, приходил, сговорились, покупат всю партию. В смысле, на мену, продуктишками.
– Это хорошо. Потом через лавку в монету оборотим.
– Так это… – замялся Филя, но себя пересилил. – Ты, Андреич, вроде ба тута и никаким боком…
– Э-э, Филя, – укоризненно произнес Бизин и повернулся к Косте. – Вот как, Константин! А я тебе уж было отрекомендовал Филю…
– А чо, чо? – забеспокоился Цупко, перебегая глазами от старого к молодому, который, к удовольствию Алексея Андреевича, с ходу ему подыграл:
– Да… Для сурьезного дела, Филя, на тебя явно расчету лучше не ставить!
– Это почаму же?!
– К друзьям-товарищам отношение куркульское, на себя гребешь…
– Дык… Энто тока курица от себя! – неуверенно засмеялся Цупко. – Но с дружками я завсегда! Можа, ты, Андреич, и прав, через лавку ловчее выйдет…
– Так это тот овес, что третьего дни? – нахмурился Ленков. – А ты ж мне вечор пел, что у тебя фараоны все сгребли! Может, и лошадки так же?! В одиночку мошну набиваешь, за общий счет?
– Ты чо, Костя, не сумлевайся, я ж как на духу!
– Тут, Константин, он не врет, – вмешался Бизин. – Овес сыскари не нашли, при мне было.
– Но, а я чо говорю! – окрысился Цупко. – И не боись, твоя бы доля не ушла!
– А я и не боюсь! – громко засмеялся Костя, хлопнул себя по пояснице. – Мы с моим корешем-наганом насчет дербанки сильно справедливые, а кто оттырку устраивает, так тому и в лоб плюнем!
– Дербанка, как я понимаю, это дележка, а оттырка – утаить? Так, да? – уточнил, хитро прищурившись, Бизин.
– Ну, ты, Андреич, скоро почище каторжного уркагана блатную музыку разведешь! – польстил Филя. – Голова!
– О, это я понял! – продолжал смеяться Костя, подморгнув Бизину серьезным глазом.
– Ты, Филя, сведи на той неделе, лучше в пятницу, Костю ко мне, как мы с ним договорились, – сказал Бизин. – А сам ко мне завтра загляни, когда продукты в лавочку привезешь. Но, однако, пора и честь знать. Загостился я у тебя, Филя. Спасибочки за встречу и угощение!.. Не беспокойся, до тракта дойду, а там уеду. Хоть воздухом надышусь после темницы всласть!
Но идти до тракта оказалось ни к чему. На постоялый двор к Спешиловой завернули соседи по Новым местам, возвращавшиеся в Читу из Атамановской станицы, где гуляли у родни на свадьбе.
С Бизиным пристроился и Ленков. Понятно, что прежний разговор в дороге они не вели, слушали рассказы погулявших на свадьбе попутчиков: раскрасневшейся от наливки толстой голосистой бабы и еле живого от самогона мужика, умудрявшегося тем не менее править лошадью.
На окраине города, у первых домов, Ленков многозначительно распрощался с Бизиным, крепко пожав руку. Из чего Алексей Андреевич сделал вывод, что его семена брошены в добрую почву.