Лихорадка в крови
Шрифт:
13
Ночь была непроглядная, и Виллему не знала, что ей предпринять. Оставаться на берегу было опасно — волны почти лизали ей ноги. Может, начинался прилив?
В любом случае следовало найти более безопасное место.
Дождь прекратился, но было довольно холодно. Промокшая до костей, Виллему начала дрожать.
Она вскочила и стала махать руками, чтобы согреться. Побегала по берегу. Однако от мокрого платья ей становилось только холоднее.
Оставаться здесь было нельзя.
Виллему
Подняться на вершину уступа оказалось не так-то просто. Виллему пришлось снять башмаки и карабкаться по камням босиком, держа башмаки в руке. Наконец она была наверху.
Но уступ был недостаточно высокий. За ним шли более высокие скалы и уступы.
Виллему сдалась — придется ждать здесь до утра. Между камнями была небольшая ложбинка с мягкой прибрежной травой, там же росли несколько кривых сосен. В темноте светились какие-то белые цветы.
Она нарвала травы, потом сняла с себя мокрое платье, которое все равно не сохраняло тепла, легла в траву и травой же прикрылась. Трава почти не согревала ее, но все же это было лучше, чем ничего. С моря дул свежий ночной ветер, и Виллему, вся съежившись, дрожала он холода. «Уснуть мне здесь не удастся, — думала она. Я простужусь, и у меня снова заболит грудь, снова вернется тот недуг, от которого меня много лет назад вылечил Маттиас.».
Мысли побрели своим путем… «Я уже взрослая. Мне двадцать лет. Я замужем за Домиником и жду своего первенца. Но ведь я нисколько не изменилась. Такая же сумасбродная и глупая, как раньше. Ничем не отличаюсь от прежней Виллему, которая доставляла столько тревог и неприятностей своим близким».
Вспомнив все, что произошло в каюте, она помрачнела.
Думать об этом было страшно, объяснить — невозможно.
Нет, лучше думать о Доминике, об их любви. От этих мыслей она почувствовала прилив тепла. Твердое ложе стало как будто мягче, ветер казался уже не таким холодным, Виллему немного согрелась и заснула.
На рассвете ее разбудил крик морских птиц. Она совсем окоченела. Солнце уже взошло, но из-за туч его было не видно.
Нужно было встать, размяться. В такую рань просыпаются только звери и птицы, но ведь где-то за скалами должны жить люди в теплых домах…
Виллему с отвращением натянула на себя сырое платье. И начала пробираться среди камней, уходя все дальше и дальше от моря. Ей хотелось скорей добраться до Гростенсхольма. Если поторопиться, не исключено, что она окажется там раньше других. Вот будет им сюрприз!
Подбадриваемая этой мыслью, Виллему поднялась на самый высокий уступ.
И остановилась, пораженная открывшимся видом.
Да, именно тот мыс она видела с корабля, именно тот берег, но…
Но его от Виллему отделяла широкая полоса моря.
Она была на острове.
Разочарование было еще мучительней, чем голод.
Остров был не маленький, но что толку? Остров есть остров, и на этом острове никаких признаков жилья не было.
Впрочем…
Вдали на берегу среди каменных уступов и скал виднелось что-то похожее на дерновую крышу.
Да, это была крыша, но единственная. Другого жилья здесь не было. Остров выглядел необитаемым.
Однако, если здесь живут люди, у них должна быть и лодка. Отчаиваться пока рано. Утешая себя таким образом, Виллему быстро ступала по камням и траве. На середине острова она увидела возделанное поле.
Спустившись в ложбину между двумя холмами, она потеряла из виду и дом, и направление, в котором следовало идти. Но это ее не смутило. Рано или поздно она все равно выйдет на берег.
Вдруг она вздрогнула. В редком перелеске она различила какое-то движение. Мелькнул и исчез коричневый силуэт крупного зверя.
Лось? Виллему с детства боялась крупных лесных зверей. Ей не хотелось бы жить на острове, где водятся лоси. Медведь тут обитать не мог — ведь кругом открытое море. Других крупных животных она не знала.
Во всяком случае это был не олень, олень гораздо меньше. Значит, все-таки лось.
Она ускорила шаг, добежала до новых скал, быстро вскарабкалась на одну из них — как бы там ни было, а лоси не умеют прыгать по скалам.
Неожиданно для себя Виллему оказалась на берегу, где в защищенной уютной бухте стояла небольшая усадьба.
Дыма над крышей не было. Не было и лодки у берега, и рыбацких сетей.
Все как будто вымерло.
Искра надежды, теплившаяся в душе у Виллему, погасла. Видно, хозяева давно покинули эти места.
И все-таки она осторожно постучала в низкую дверь.
Ей ответил глухой голос. Это были не слова, а нечленораздельный звук, какой издает человек, будучи не в состоянии говорить. То ли стон, то ли мычание.
Виллему приоткрыла дверь и вошла.
В нос ей ударило зловоние.
В комнате стояла кровать, а на ней лежал старик, похожий на скелет. Однако он мог двигаться, он повернул голову и посмотрел на Виллему глубоко запавшими глазами.
— Не троньте меня, — прошелестел жалобный голос. — Разве вы еще не все забрали?
— Добрый день! — приветствовала его Виллему. — Успокойтесь, батюшка, я не собираюсь ничего у вас брать. Просто я бежала с каперского судна, и меня забросило к вам на берег.
Старик задрожал:
— Это сущие разбойники! Они были здесь и все унесли. Ударили меня по голове так, что я не мог подняться. Забрали лодку, корову, все добро. Не оставили ни крошки еды. Лежи, пока не сдохнешь, сказали они мне.