Шрифт:
РОД СЕРЛИНГ
ЛИХОРАДКА
Перевод А. Молокина
Вот как все было с Франклином Гибсом. У него была тщательно распланированная, четко расписанная маленькая жизнь, которая включала в себя встречи с выпускниками "Кивание" в отеле "Салинас" по четвергам, вечернюю школу при местной церкви по средам, церковь по воскресеньям, работу кассиром в банке и вечер раз в неделю, проводимый с друзьями за игрой в парчези или что-нибудь такое же азартное. Он был толстеньким невысоким человеком средних лет, чьи узкие плечи были постоянно отведены назад на манер плебея из Вест-Пойнта, а выпяченную, словно у голубя, грудь туго облегала жилетка. На лацкане его пиджака был приколот значок в честь десятилетия окончания "Кивание", а чуть повыше - другой,
Флора Гибс, вышедшая за Франклина двадцать два года назад, была женщиной угловатой, с висящими, словно мышиные хвостики, прямыми прядками волос и окружностью груди примерно на четверть дюйма меньшей, чем у мужа. Она имела тихий голос, и жизнь свою посвящала тому, чтобы заботиться о Франклине Гибсе, кормить его, развеивать его дурное настроение, удовлетворять его прихоти и смягчать вспышки ярости, охватывающей его при всяких мало-мальских изменениях распорядка их повседневной жизни.
Данное вступление по крайней мере отчасти объясняет бурную реакцию Франклина Гибса на известие, что Флора выиграла приз в радиоконкурсе.
'Это было одно из тех сумасшедших неожиданных событий, что вроде бы случайно вдребезги разбивают прозаическую монотонную жизнь. И вот такое событие ворвалось в жизнь Флоры. Она послала на радио письмо, в котором буквально в восемнадцати словах объясняла, почему она предпочитает "готовые бисквиты тетушки Марты" любым другим. Она написала скупо и экономно, ибо сама жила скупой и экономной жизнью, лишенной развлечений и излишней роскоши, жизнью, состоящей из рационально заполненного времени и забот о бюджете, жизнью тусклой, скудной, ничем не примечательной, лишенной (пока она не приняла участия в конкурсе) малейшего намека на какое-то разнообразие, на что-то яркое. И вот пришла телеграмма. Не первая премия, это было бы слишком. (А первой премией были пятьдесят тысяч долларов, и Франклин, поджав губы, сказал, что если бы она как следует постаралась, она получила бы их.) Третья. Бесплатное трехдневное путешествие для двоих в Лас-Вегас. Прекрасный номер в самом дорогом, современного и известном отеле, шоу, экскурсии, изысканная еда плюс самолет в оба конца.
Сообщение о призе упало в жизнь Флоры, словно метеор в безлюдную местность. Франклин был на какое-то мгновение даже ошеломлен тем, как вдруг ожило бесцветное лицо жены. До него постепенно начало доходить, что Флора на самом деле желает посетить Лас-Вегас. За завтраком разыгралась самая настоящая сцена. Франклин весьма недвусмысленно заявил жене, что в Лас-Вегасе играют либо очень богатые, либо очень глупые. Все эти развлечения - не для людей нравственных и уравновешенных, а поскольку уравновешенность и нравственность очень многое значат для мистера Гибса, им следовало бы телеграфировать устроителям конкурса (с оплатой телеграммы получателем, мимоходом заметил он) и ознакомить их со своим решением относительно посещения Лас-Вегаса и, как подчеркнул мистер Гибс, "его крайне сомнительных притонов".
Когда мистер Гибс пришел из банка домой пообедать, столовая была пуста. Флора рыдала в своей комнате. Впервые эта послушная, уступчивая, раболепная женщина посмела настоять на своем..
Она выиграла путешествие в Лас-Вегас, и она отправится туда, с Франклином или без него. Это сообщение было высказано в перерывах между рыданиями и прерываемыми судорожными всхлипами библейскими цитатами типа "куда иголка, туда и нитка", словами, с которыми одна пожилая леди из Ветхого Завета обращается к другой, но вряд ли подходящими в данной ситуации, когда жене надо уговорить мужа отпустить ее в Лас-Вегас. Но что действительно заставило Франклина Гибса пойти на попятный, так это комбинация возможности рассматривать путешествие как чуть растянутый День Поминовения и того факта, что ни за что не надо
Неделю спустя Франклин в своем слегка лоснящемся, облегающем фигуру синем форменном костюме-тройке банковского служащего (с цветком в петлице) и Флора в хлопчатобумажном платье в цветочек с широким зеленым поясом, шляпе с искусственными цветами и огромным пером летели в Лас-Вегас. Флора все шесть с половиной часов полета возбужденно болтала. Франклин раздраженно молчал, изредка вставляя замечания относительно правительства штата, настолько аморального, что оно узаконило азартные игры.
В аэропорте их встретили и на машине отеля отвезли в "Дезерт Фронтир Палас" - безвкусное вытянутое в длину здание, увенчанное обнаженными неоновыми девушками. Всю дорогу до отеля Флора рассказывала шоферу про Эльгин, штат Канзас, - пронзительным голосом, в нелепой манере маленькой девочки. Франклин по-прежнему хранил молчание, лишь однажды не удержавшись от замечания относительно платиновой блондинки, прошедшей перед остановившимся на красный свет автомобилем. Что-то насчет того, что она очень типична для города, где вряд ли ценят добродетель.
В их номере был кондиционер: самый современный, очень удобный, весь сияющий хромированными деталями. На столе стояли блюдо с фруктами и ваза с цветами, которые Флора нервно поменяла местами три-четыре раза, не умолкая при этом ни на минуту. Франклин сидел, мрачно читая буклет Торговой Палаты, мысленно отмечая отсутствие некоторых сведений, что говорило не в пользу Лас-Вегаса по сравнению с более солидным, хотя и много меньшим по размерам Эльгином.
Час спустя в дверь номера постучали. Пришли представитель отеля по связям с публикой и фотограф. Представителя отеля звали Марти Любоу, и на лице его сияла профессиональная улыбка, предназначенная для встреч.
– Итак, мистер и миссис Гибс, - сразу от порога начал он.
– Как вам номер? Все ли удобно? Не желаете ли чего-нибудь? Могу ли я что-то сделать для вас?
Голос Флоры нервно подрагивал, а руки метались по платью, поправляя его то тут, то там, что-то разглаживая, что-то приглаживая:
– О, здесь чудесно, мистер Любоу. Просто чудесно. Вы заставляете нас чувствовать себя... ну, вы заставляете нас чувствовать себя важными персонами!
Любоу громогласно рассмеялся:
– В конце концов вы и есть важные персоны, миссис Гибс. Не каждый день нам выпадает честь приветствовать победительниц конкурса!
Фотограф за его плечом отвернулся и мрачно прошептал:
– Не каждый - так почти каждый.
Смех Любоу заглушил шепот фотографа, прокатившись по комнате. Смех Любоу был не просто смех. Это было его оружие против любой непредвиденной ситуации.
– Я думаю, - сказал он, - мы сфотографируем вас прямо здесь. Полагаю, если вы встанете в центре комнаты, это будет лучше всего. Верно, Джо?
Фотограф испустил глубокий вздох, который можно было рассматривать и как согласие, и как несогласие. Он вставил в гнездо фотоаппарата лампу-вспышку и прислонился к косяку двери, глядя в видоискатель. Любоу подвел Флору к нужному месту посреди комнаты и приглашающе кивнул Франклину, который по-прежнему мрачно сидел в кресле.
– Вот сюда, к своей любимой женушке, мистер Гибс!
– радостно вскричал он.
Франклин испустил вздох, свидетельствующий о его долготерпении, поднялся и встал рядом с женой.
– Прекрасно!
– воскликнул Любоу, глядя на них такими восторженными глазами, словно соединить их в центре этой комнаты было для него подвигом, лишь ненамного меньшим, чем покорение в одиночку Матерхорна.
– Просто прекрасно!
– повторил он.
– Ну, Джо, как они?
Фотограф вместо ответа сделал снимок, заставив Флору и Франклин заморгать от вспышки: Флору - с нервной застывшей улыбкой, Франклина - со злобным и вызывающим взглядом. Вновь смех Любоу состряс комнату. Он потрепал Франклина по плечу, пожал ему руку, легонько похлопал Флору по щеке и напрарился к двери. Фотограф уже открыл ее и как раз выходил в коридор.