Лихорадка

Герритсен Тесс

— Что именно произошло третьего ноября? — спросил Хэйс.

Клэр невозмутимо ответила:

— Я взяла пробу крови у Тейлора Дарнелла, чтобы сделать расширенный анализ на наркотики и токсины. Я уже рассказала доктору Сарники, кто еще присутствовал в палате. Кто был свидетелем. Я не нападала на пациента. Это был обычный забор крови.

— Рассказывайте и про все остальное, — вмешался Делрей. — Или вы собираетесь упустить самую важную деталь? А именно то, что вы не имели права брать кровь.

— Так почему

вы это сделали? — продолжал расспросы Хэйс.

— У мальчика был наркотический психоз. Я хотела выявить наркотик.

— Никакого наркотика в крови нет, — возразил Делрей.

— Вы не можете этого знать, — парировала она. — Вы не проводили тест.

— Наркотика в крови нет. — Эдам бросил на стол бумажный листок.

Она с волнением уставилась на шапку бланка: «Лаборатории Энсон».

— Вот результаты анализа. Кстати, доктору Эллиот удалось-таки передать в лабораторию пробирку с кровью, не поставив в известность отца мальчика. И не получив от него разрешения. Сегодня утром «Энсон» по факсу передали нам результат. — И добавил с оттенком самодовольства: — Он отрицательный. Никаких наркотиков, никаких токсинов.

Почему лаборатория не выполнила ее инструкции? Почему отчет направили в больницу?

— Но наша лаборатория обнаружила пик на газовом хроматографе, — возразила она. — В крови мальчика что-то было.

Делрей рассмеялся.

— Вы видели наш газовый хроматограф? Он древний. Его за ненадобностью передали из Медицинского центра восточного Мэна. Разве можно доверять его показаниям?

— Но проверочный тест был необходим. — Клэр перевела взгляд на Сарники. — Вот почему я взяла у него кровь. Только потому, что Эдам отказался это делать.

— Она провела несанкционированный забор крови, — уточнил Делрей.

Хэйс вздохнул.

— Не стоит делать из мухи слона, Эдам. Мальчику не причинили вреда, и он, целый и невредимый, сидит сейчас в Центре заключения.

— Она проигнорировала волю отца.

— Один забор крови не повод для судебного преследования.

Клэр встрепенулась.

— Что, Пол Дарнелл намерен обратиться с судебным иском?

— Нет, вовсе нет, — успокоил ее Хэйс. — Я говорил с ним сегодня утром, и он заверил меня, что не собирается ни на кого подавать в суд.

— Я скажу вам, почему он отказывается от судебного преследования, — вмешался Делрей. — Потому что его бывшая жена пригрозила, что будет саботировать любые судебные действия. Это естественная реакция всех брошенных жен. Что бы муж ни предложил, жена все равно возражает.

«Спасибо вам, Ванда», — подумала Клэр.

— Ну, выходит, инцидент исчерпан, — с явным облегчением подвел итог Сарники. — Насколько я понимаю, никаких мер нам предпринимать не нужно.

— А как же письмо? — спросила Клэр. — Кто-то ведь пытается уничтожить мою практику.

— Не знаю, что можно сделать с анонимкой.

— Но она подписана: «Обеспокоенный медицинский работник». — Клэр с вызовом посмотрела на Делрея.

— Нет уж, увольте, — огрызнулся он. — Я к этому не имею никакого отношения.

— Значит, Пол Дарнелл, — сказала она.

— Там были еще две медсестры, помните? Честно говоря, письмо подловатое, вполне в женском духе.

— Что это значит, черт возьми? — в ярости выпалила она. — «В женском духе»!

— Я просто высказываю свое мнение. Мужчины прямолинейны в таких вопросах.

— Эдам, это к делу не относится, — одернул его Сарники.

— Как раз относится, — возразила Клэр. — Это наглядно демонстрирует его истинное отношение к женщинам. Вы хотите сказать, Эдам, что мы все лгуньи?

— Ну, это уж совсем не по делу, — оборвал их спор Сарники.

— Она приписывает мне то, чего я не говорил! Я не рассылал эти письма, и Пол тоже! Зачем нам это нужно? По городу уже и так ползут слухи.

— Все, совещание окончено, — отрезал Сарники и хлопнул рукой по столу, призывая всех замолчать.

И тут они услышали сообщение по больничному радио. Оно казалось едва слышным, потому что двери в комнату были закрыты.

— Угроза жизни, отделение интенсивной терапии. Угроза жизни, отделение интенсивной терапии.

Клэр мигом вскочила из-за стола. Ее пациент с инфарктом как раз находился в отделении интенсивной терапии.

Она выбежала из комнаты и бросилась к лестнице. Два пролета вверх — и она уже в отделении интенсивной терапии. Клэр испытала облегчение — ее пациент находился вне опасности. Тревога исходила из бокса номер шесть, в дверях которого уже толпились медики.

Они расступились, пропуская Клэр.

Первое, на что она обратила внимание, войдя в палату, — это запах. Запах дыма и опаленных волос исходил от крупного мужчины с перепачканным сажей лицом, который лежал на больничной койке. Макнелли, заведующий реанимацией, склонился над головой пациента, безуспешно пытаясь ввести эндотрахеальную трубку. Клэр посмотрела на кардиомонитор.

Прибор показывал синусовую брадикардию. Сердце пациента билось, но медленно.

— Что у него с давлением? — спросила она.

— Кажется, систолическое девяносто, — отозвалась медсестра. — Он такой грузный, я еле прослушиваю пульс.

— Я не могу его интубировать! — крикнул Макнелли. — Давай-ка, еще разок подкачайте его.

Санитар снова прижал кислородную маску к лицу пациента, запуская кислород в его легкие.

— У него шея такая короткая и толстая, что я даже не вижу голосовых связок, — сказал Макнелли.

— Анестезиолог сейчас придет, — сообщила медсестра. — Позвать еще и хирурга?

— Да, позови. Придется делать экстренную трахеотомию. — Он поднял взгляд на Клэр. — Может, у вас получится интубировать его?