Лик Девы
Шрифт:
Сейчас, грызя маковую баранку и запивая ее чаем, проанализировав данную ситуацию, Маша мысленно охарактеризовала ее так: «Сама не съем, но и другой не дам надкусить. Одним словом, я типичная стерва».
Сравнение себя со стервой ей понравилось, ибо это была характерная черта героини нашего времени - по оценке Лады Лузиной, автора, которого она очень уважала. «Героиня нашего времени - это женщина, которая удачно всех обокрала, в идеале - перестреляла, с кем надо переспала, его же послала, ушла от преследования и наконец-то почувствовала в себе силы и средства стать настоящей леди. Иными словами - стервь чистой воды…»
Покончив с размышлениями, Маша перешла к чтению путеводителя по Судаку, что было переходным этапом ко сну. Обычно после третьей страницы у нее начинали слипаться глаза, а если дотягивала до десятой, то к спальному ложу шла из последних сил, как сомнамбула. На этот раз ее хватило на пять страниц, после чего она погрузилась в сон.
И вновь, как в предыдущих снах, она идет за девушкой в черных одеждах по узкому пещерному проходу, то и дело спотыкаясь о камни из-за скудного освещения факелом. Запах смолы щиплет глаза, она дотрагивается до стенки пещеры и даже при таком слабом освещении замечает, что запачкала руку. Где-то вдали слышится звук падающих капель.
– Долго еще идти?
– не выдерживает Машка.
Девушка оборачивается. Пронзительные черные глаза сверкают сквозь щель в черном платке.
– Уже скоро!
– отвечает она.
– Что бы с тобой ни произошло - не оборачивайся!
«Ничего себе заявочки!» - подумала Маша, и тут ледяная ладонь больно сжимает ей плечо. Машка кричит, как будто ее режут, и оборачивается. Просыпается в холодном поту, побаливает плечо. Страх нарастает в ней. Скрипнули половицы на нижнем этаже, или это чьи-то осторожные шаги?! Бежать, скрыться отсюда, чтобы никто не нашел! Маша вскакивает, намереваясь отправиться в бегство. Собирает волю в кулак и заставляет себя снова сесть.
«Куда бежать? Кого бояться? Пока на каждый вопрос обстоятельно не отвечу, не двинусь с места, - решила она.
– Начну с того, что кто-то больно схватил за плечо во сне. Это был сон? Но я проснулась, а плечо болит. Что это было? Может, во сне не так повернулась на жестком табурете - и вот результат, а подсознание под это построило целую картину сновидения. Логично».
Маша успокоилась, кругом властвовала тишина, и больше не было слышно подозрительных звуков. «Вот из-за такой ерунды люди теряют голову, а в основе страхов - в большинстве кроется какой-то пустяк.
– решила она и тут увидела, что у нее рука запачкана красной пылью.
– Вот я вымазалась где-то», - и тут холодным ознобом прошло воспоминание о недавнем сне. «Спокойно, спокойно, без паники, - она скомандовала себе.
– Запачкалась? Да где угодно! Почему раньше не заметила? Не было необходимости, вот на руки и не смотрела. А как же маковый бублик? Ела его, не обращая внимания, что руки грязные? Все, конец, проехали тему». Маша подошла к зеркалу, висящему в углу зала, и подняла легкий свитер, который надевала на ночь. В каменном замке вечная прохлада, как будто здесь круглосуточно работает кондиционер. Сразу оголились груди, освободила болевшее плечо и увидела три небольших темных пятна.
«Ой, мама! Это же следы пальцев!» - дошло до нее, и она на мгновение зажмурилась. Когда открыла глаза, то себя не узнала.
Ее волосы высоко взбиты, уложены ярусами, на них сеточка украшенная бусинками жемчуга и искусно вплетенные цветные ленточки. На ней длинное шелковое платье с высокой талией, расширяющееся книзу, где на золотистом фоне просматривается гранатовый узор. Поверх платья надето что-то вроде легкого матерчатого плаща кремового цвета с широкими вырезами по бокам. За ее спиной стоит мужчина лет пятидесяти с небольшой аккуратной темной бородкой, уже тронутой легкой изморозью седины, в коричневом наряде, очень похожем на халат с алой подкладкой, в странном головном уборе, смахивающем на тот, который носят священнослужители. Правую сторону его лица пересекает тонкий рубец давнего шрама.
«Боже мой, он меня о чем-то спрашивает не по-нашему. Да так сердито!» Тут она видит, что у самой начинают шевелиться губы.
«Боже мой, я ему отвечаю, так же не по-нашему, и, видно, не соглашаюсь, упрямлюсь». Тут раздается звонок снизу, и Машка видит в зеркале себя, с приподнятым свитером и торчащей грудью. Особенно ее восторгает глупое выражение лица. Она поправляет свитер и сбегает вниз. Знакомый прапорщик вырастает в проеме и задает традиционный глупый вопрос:
– Спишь?
На этот раз она честно ответила:
– Не поймали!
Он внимательно смотрит на нее, молча шевелит губами. Наконец спрашивает:
– Как вижу, и у тебя началось?
– У меня все в порядке, и ничего не началось, - злится Маша.
– Ну, тогда я пошел?
– А я вас не держу! Идите!
– До следующей смены. Спокойной ночи.
От такой наглости Машка даже не нашла что сказать. «Еще издевается! Гад!» - подумала она, захлопывая дверь. Из-за пережитого она должна была трястись от страха, но ее мучило лишь любопытство. Что это было? На самом деле это с ней происходило или только пригрезилось во сне? Она вновь вернулась к зеркалу и подняла свитер. Темные пятна на правом плече были едва заметны. Она потерла их левой рукой, и они исчезли.
«Чудеса!
– подумала она.
– Неужели это была элементарная грязь? Но ведь это невозможно!» Видение, похожее на сон, настроило ее на поэтический лад.
«Это же надо - пригрезилась фантасмагория! Призрак консула в замке измывается над бедной девушкой!
– возмутилась Маша и родила строки:
Хроника Плачущей Луны. Солдайа. 1475 год от Рождества Христова
Беата зябко поежилась, подойдя к окну. Ее длинные светлые волосы вместо того, чтобы быть прикрытыми традиционным чепчиком, были аккуратно уложены в серебряную сеточку-паутинку с небольшими горошинами индийского жемчуга. Она была одета в широкую воронкообразную юбку с заложенными крупными складками, мягко и плавно расширяющуюся от высокой талии к низу, вверху юбка была туго зашнурована сзади. По бокам она имела узкие вырезы, через них виднелась белоснежная льняная рубашка, верх которой воспринимался как блуза. Поверх была надета симара кремового цвета, удерживаемая пояском, но она не скрывала, а, скорее, подчеркивала квадратное декольте, более глубокое, чем позволяли себе проживающие здесь дамы. Беате нравилось уютно устроиться в оконной нише на небольшой каменной скамеечке и с высоты башни любоваться бескрайней далью моря. Таким непредсказуемым, как сама жизнь. Внизу, у подножия обрыва, седые буруны волн неутомимо разбивались о скалы, демонстрируя свою беспощадную ярость.
«В этом году июнь начался ветрами и холодами, прислуге приходится топить камин даже днем, - подумала она, - а море, обычно такое ласковое летом, все чаще хмурится, будто сердится на людей. Чем мы прогневили бога моря, что он так сердится на нас?»
Она вздохнула и раскрыла книгу в тяжелом кожаном переплете, новомодный трактат флорентийца Аньоло Фиренцуолы «О красоте женщин» и прочитала: «…волосы женщин должны быть нежными, густыми, длинными и волнистыми, цветом они должны уподобляться золоту или же меду, или же горящим лучам солнечным. Телосложение должно быть большое, крепкое, но при этом благородных форм. Чрезмерно рослое тело не может нравиться, так же как небольшое и худое. Белый цвет кожи не прекрасен, ибо это значит, что она слишком бледна; кожа должна быть слегка красноватой от кровообращения… Плечи должны быть широкими… На груди не должна проступать ни одна кость. Совершенная грудь повышается плавно, незаметно для глаза. Самые красивые ноги - это длинные, стройные, внизу тонкие, с сильными снежно-белыми икрами, которые оканчиваются маленькой, узкой, но не сухощавой ступней. Предплечья должны быть белыми, мускулистыми…» И девушка печально задумалась, проводя сравнение между тем, что прочитала, и собой. Многое сходилось, за исключением «большого, крепкого телосложения», «широких плеч», ибо была очень хрупкой, тонкой в кости, с небольшой грудью.