Лик смерча. Сага выжженных прерий
Шрифт:
— В предстоящей славной битве за первенство представлена вся Скандинавия! Это событие как бы переносит нас во времена викингов. Это скандинавское зрелище для скандинавских мореходов! Все участники состязания — скандинавы. Всем вам известен Хакон Торкилсен — гордость Дании!
При этих словах все присутствующие в зале датчане восторженно закричали.
— Я не знаком с Ларсом Иварсоном, но тот факт, что он — сын Швеции, говорит сам за себя. Он способен составить достойную конкуренцию славному сыну Дании!
Теперь настала очередь ликовать шведам.
— А сейчас представляю
Затем он повернулся и, указав рукой в противоположный от меня угол ринга, прокричал:
— Хакон Торкилсен, Дания!
Датчане снова завопили что есть мочи, а Билл О'Брайен прошептал мне в ухо:
— Когда тебя будут представлять, не забудь сказать: «Это есть самый счастливый момент моя жизнь!» Акцент убедит их, что ты швед.
Обернувшись и увидев меня в первый раз, зазывала резко вздрогнул и заморгал, но затем взял себя в руки и, заикаясь, объявил:
— Ларс Иварсон, Швеция!
Скинув халат, я встал, и зрители изумленно вздохнули, будто их громом поразило или что-то в этом роде. На какое-то время воцарилась гнетущая тишина, но потом мои приятели-шведы из команды «Морячки» начали аплодировать, к ним присоединились другие шведы и норвежцы, и, как это обычно бывает с людьми, аплодисменты постепенно переросли в овацию.
Я трижды начинал свою речь, и трижды меня заглушали аплодисменты, но очень скоро терпение мое кончилось.
— Заткнитесь, салаги! — рявкнул я, и все мгновенно замолчали, разинув рты от удивления. Угрожающе оскалившись, я добавил: — Это есть самый счастливый момент моя жизнь, клянусь громом!
Изумленные зрители захлопали без особого энтузиазма, а рефери жестом пригласил нас пройти в центр ринга. И вот, когда мы сошлись лицом к лицу, у меня отвисла челюсть, а рефери воскликнул: «Ага!» словно гиена, заметившая попавшее в капкан животное. Судьей матча оказался тот самый здоровенный болван, которого я отдубасил в переулке!
Не обращая особого внимания на Хакона, я с опаской уставился на рефери, бубнившего указания на каком-то скандинавском языке. Хакон утвердительно кивнул и ответил что-то на том же языке. Рефери свирепо взглянул на меня и буркнул что-то, в ответ я тоже кивнул и рявкнул: «Й-а-а!», как будто понял его слова, и отвернулся в свой угол.
Он шагнул ко мне и схватил за перчатки. Сделав вид, что осматривает их, он прошипел так тихо, что не услышали даже мои секунданты:
— Ты никакой не швед! Я знаю тебя. Ты назвал свою собаку «Майк». В южных морях есть только один белый бульдог с такой кличкой! Ты — Стив Костиган с «Морячки».
— Не говори никому, — нервно прошептал я.
— Ха! — ответил он со злостью. — Теперь я тебе отомщу. Давай начинай бой. А когда он закончится, я объявлю, что ты самозванец! Эти парни вздернут тебя на стропилах!
— Ну и зачем тебе это нужно? — прошептал я. — Держи это в тайне, и я отмусолю тебе пятьдесят баксов после матча.
— Ха! — Он презрительно фыркнул в ответ на мое предложение и, указав на синяк под глазом, полученный от меня в подарок, зашагал в
— Что сказал тебе этот норвежец? — спросил Билл О'Брайен.
Я не ответил ему, потому что слегка растерялся. Взглянув на толпу зрителей, я признался самому себе, что упомянутая рефери перспектива мне совсем не нравится. Я не сомневался, что скандинавы озвереют, узнав, что какой-то чужак выдает себя за одного из них, и понимал, что возможности мои не беспредельны. В смертельной схватке даже Стив Костиган способен одолеть только ограниченное число человек. Но тут прозвучал гонг, и я забыл обо всем, кроме предстоящего поединка.
Я впервые посмотрел на Хакона Торкилсена и понял, чем он заслужил такую репутацию. Это был не человек, а пантера: высокий, худощавый, прекрасно сложенный молодой боец с гривой соломенных волос и холодными стальными глазами. В сравнении с моими шестью футами он был ростом шесть футов один дюйм и весил сто восемьдесят пять фунтов против моих ста девяноста. Хакон был в прекрасной физической форме, а когда двигался, его упругие мышцы перекатывались под белой кожей. Мои черные волосы сильно контрастировали с его золотистой гривой.
Он налетел на меня и нанес левый хук в голову, а я ответил ударом справа по корпусу, заставив его выпрямиться в полный рост.
Однако торс Хакона был защищен панцирем из стальных мышц, и даже такому бойцу, как я, предстояло немало потрудиться, чтобы пробить брешь в его обороне.
Отбросив свою прежнюю тактику, датчанин стал молотить меня обеими руками, и, должен заметить, кулаки у него были отнюдь не пуховыми!
Мне нравятся такие схватки. Хакон стоял прямо передо мной, нанося и принимая удары, и мне не нужно было гоняться за ним по всему рингу, как это бывало со многими моими противниками. Он осыпал меня ударами, но мне по душе такой стиль, и я, улыбаясь во весь рот, стал лупить его по корпусу и по голове. Удар гонга застал нас за обменом ударами в центре ринга.
Толпа оглушительными приветствиями проводила каждого из нас в свой угол, но от одного вида нашего рефери Ярссена, который недобро уставился на меня и при этом загадочно указывал на синяк под глазом, улыбка мгновенно слетела с моих губ.
Я решил как можно быстрее разделаться с Торкилсеном и прорваться сквозь толпу зрителей, прежде чем Ярссен успеет раскрыть мою роковую тайну. Только я собрался рассказать обо всем Биллу, как кто-то дернул меня за ногу. Я глянул вниз и увидел изумленную усатую физиономию Старика.
— Стив! — жалобно заныл он. — Я попал в жуткую переделку!
Билл О'Брайен подскочил так, словно его ножом пырнули.
— Нечего орать «Стив» на весь зал! — прошипел он. — Хочешь, чтобы толпа нас придушила?
— Я попал в жуткую переделку! — запричитал Старик, заламывая руки. — Если ты мне не поможешь, я — конченый человек!
— Да в чем дело? — удивленно спросил я, перегнувшись через канаты.
— Во всем виноват Гид Джессап, — простонал он. — Этот гад напоил меня и втянул в спор. Он знает, что я ничего не соображаю, когда напьюсь, и обманом заставил сделать ставку на Торкилсена. Я же не знал, что ты тоже будешь драться…