Лик в бездне (сборник)
Шрифт:
Грейдон раскрыл пакет. В нем золотой браслет Суарры с изображением Матери–Змеи и перо caraquenque, тщательно отделанное золотом.
– Где та, которая послала это? – спросил он. Индеец улыбнулся, покачал головой и приложил к губам два пальца. Грейдон понял – посыльному приказано молчать. Перо он снова завернул в шелк и положил в карман. Браслет с некоторым трудом надел на руку.
Индеец указал на небо, потом на деревья слева. Грейдон понял, что нужно идти. Он кивнул и взял повод осла.
Примерно с час они шли по лесу; насколько мог судить Грейдон, в лесу не было ни тропинки. Вышли из леса в узкую долину между двумя холмами. Холмы закрывали окружающие горы, хотя Грейдон представлял себе, где они
Грейдон стреножил осла там, где тот мог щипать свежую траву, развел костер и начал готовить скудный ужин из своих сократившихся припасов. Индеец исчез. Вскоре он вернулся с парой форелей. Грейдон поджарил их.
Пришла ночь и вместе с ней холод Анд. Грейдон закутался в одеяло, закрыл глаза и начал восстанавливать в памяти, насколько это возможно, все сегодняшнее путешествие; запоминал каждый ориентир, замеченный им после того, как они вышли из леса. Вскоре все сменилось фантасмагорией пещер с драгоценностями, больших каменный лиц, танцующих стариков в пестрых костюмах – потом среди этих фантомов, разгоняя их, появилась Суарра. А потом и она исчезла.
Во второй половине следующего дня, когда они миновали еще одну древесную полосу, индеец остановился на краю плато, уходившего в неведомые дали на восток и на запад. Он раздвинул кусты и показал вниз. Грейдон, взглянув туда, увидел в ста футах ниже еле заметную тропу – звериную тропу, решил он: никаких следов человека. Он посмотрел на индейца, тот кивнул и показал на ослика и на Грейдона, потом опять на тропу и на восток. Потом показал на себя и назад, туда, откуда они пришли.
– Ясно, – сказал Грейдон. – Граница Ю–Атланчи. Здесь меня депортируют.
Индеец нарушил молчание. Он не мог понять, что сказал Грейдон, но услышал знакомое слово Ю–Атланчи.
– Ю–Атланчи, – повторил он серьезно и широким жестом указал на пространство за собой. – Ю–Атланчи! Смерть! Смерть!
Он отступил в сторону и подождал, пока Грейдон и ослик пройдут мимо. Когда человек и животное спустились на тропу, индеец прощально махнул рукой. И исчез в лесу.
Грейдон прошел примерно с милю на восток, как ему и было указано. Потом спрятался в кустах и подождал около часу. Затем повернул назад, вернулся по тропе и, подгоняя перед собой ослика, начал подниматься. У него была лишь одна мысль, лишь одно желание – вернуться к Суарре. Какая бы опасность ни ждала – вернуться к ней. Он поднялся на плато и постоял, прислушиваясь. Ничего не слышно. По–прежнему подгоняя перед собой осла, он пошел вперед.
И тут же над его головой послышался трубный звук – угрожающий, гневный. И шум больших крыльев.
Инстинктивно Грейдон защитился рукой. На эту руку он надел браслет Суарры. Сверкнул на солнце пурпурный драгоценный камень. Грейдон снова услышал трубный протестующий звук. В воздухе над ним забили крылья, как будто невидимое летающее создание пыталось остановить свой полет.
Что–то нанесло боковой удар по браслету. Что–то похожее на острие рапиры коснулось шеи Грейдона у самого основания. Грейдон почувствовал, как хлынула кровь. Что–то ударило его в грудь. Он перевалился через край плато и, переворачиваясь, покатился на тропу.
Пришел он в себя у начала подъема, рядом пасся ослик. Должно быть, он долго пролежал без сознания, потому что рука и плечо затекли, а на земле вокруг засохло немало крови. На затылке у него был разрез: ударился о камень при падении.
Грейдон со стоном встал. Плечо осматривать было неудобно, но насколько он мог судить, рана чистая. То, что нанесло рану, пробило мышцу, на волосок миновав артерию, подумал Грейдон, с трудом перевязывая раненое место.
Что же нанесло эту рану? Он знал это. Одна из крылатых змей, которых он видел над пропастью в пещере Лика! Один из вестников, как их назвала Суарра, которые так неожиданно дали им четверым пройти в Запретную землю.
Оно собиралось его убить… хотело убить… что остановило смертельный удар… отразило его? Он пытался рассуждать логично… Боже, как болит голова! Что же остановило его? Конечно, браслет… блеск драгоценного камня.
Но это значит, что вестники не нападут на того, кто носит этот браслет. Это паспорт для прохода в Запретную землю. Поэтому Суарра послала ему браслет? Чтобы он мог вернуться?
Но пока это невозможно… он должен вначале залечить рану… должен найти помощь… где–нибудь… прежде чем возвращаться к Суарре…
Грейдон побрел по тропе, ведя за собой ослика. Животное терпеливо простояло всю ночь, а Грейдон метался и стонал у погасшего костра, а лихорадка медленно ползла по его телу. Ослик терпеливо шел за ним весь следующий день, а Грейдон ковылял по тропе, падал и вставал, падал и вставал, всхлипывая, жестикулируя, смеясь, проклиная – в обжигающем жаре лихорадки. Терпеливо шел ослик за индейским охотником, нашедшим Грейдона, у головы которого сидела в ожидании смерть; охотник, будучи не аймара, а куича, отнес Грейдона в маленькую одинокую деревушку Чупан, единственное место в этой дикости, где за ним мог присмотреть человек его цвета кожи; и по дороге индеец лечил Грейдона собственными, неортодоксальными, но весьма эффективными лечебными средствами.
Прошло два месяца, прежде чем Грейдон, залечивший раны и вернувший силы, смог покинуть Чупан. Он не знал, насколько обязан выздоровлению старому padre и его домашним, насколько индейским лекарствам. Не знал, много ли раскрыл в бреду. Но он решил, что бредил по–английски, а индеец ни слова на этом языке не понимал. Впрочем, старый padre очень обеспокоился из–за отъезда Грейдона, долго рассуждал о демонах, их приманках и хитростях и от том, как мудро обходить их стороной.
Во время выздоровления у Грейдона было достаточно времени, чтобы обдумать случившееся, рационализировать его, постараться рассеять мистический туман. На самом ли деле превратились трое его спутников в золото? Есть другое объяснение – и гораздо более вероятное. Пещера с Ликом, возможно, лаборатория природы, тигель, в котором, под воздействием неизвестных лучей, происходит трансмутация металлов. Внутри скалы, на которой высечен Лик, находится источник лучей, превращающий другие элементы в золото. Исполнение старинной мечты или вдохновенного прозрения… алхимиков древности; современная наука превращает это в реальность. Разве англичанин Резерфорд не сумел превратить один элемент в другой, удаляя один или два электрона? Разве не является конечным производным урана, этого излучающего родителя радия, – тусклый, инертный свинец?
Концентрация лучей на поверхности Лика должна быть ужасной. Под бомбардировкой сверкающих частиц энергии тела троих могли быстро дезинтегрироваться. А три золотые капли в это время вытекли из скалы за ними… трое его спутников исчезли… он увидел капли… подумал, что люди превратились в золото… иллюзия.
А Лик на самом деле не испускал золотые пот, слезы и слюну. Это действовали лучи. Гений, который высек этот Лик, так устроил, что… Ну, конечно!
Приманка Лика? Обещание власти? Простое психологическое явление – если поймешь его. Гениальный скульптор так точно и мощно выразил стремление человека к власти, что всякий, взглянувший на его скульптуру, неизбежно почувствует то же. Подсознание и сознание в равной степени откликаются на то, что изображено с такой потрясающей верностью. И пропорциональна силе желания сила ответа. Подобное призывает подобное. Сильнейший влечет более слабого. Простая психология. Опять – конечно!