Лика. Повелительница демонов
Шрифт:
Расставленные во дворе замка и за его стенами вплоть до самых лугов длинные столы ломились от кувшинов с сидром и вином, от блюд со всякими яствами и фруктами. От грохота звуковых колонок и усилителей дрожали стены.
В последний вечер перед отъездом новобрачной в далекий Лангедок был устроен пир во дворе замка, на который пригласили именитых соседей и владельцев окрестных поместий. Прибыл и эконом Молин с женой и дочерью.
В той самой большой комнате, где Лика девочкой по ночам прислушивалась к скрипу огромных флюгеров старого замка, кормилица помогла ей одеться. Любовно расчесав щеткой великолепные волосы девушки, Фантина подала ей бирюзовый корсаж и прикрепила к груди шемизетку, украшенную драгоценными камнями.
— Ах, какая же ты красавица, какая красавица, голубка моя, — сокрушенно вздыхала она. — Грудь у тебя такая упругая, что ей не нужны никакие корсеты. Смотри, чтобы корсет не сдавливал ее. Не затягивайся сильно.
— Нянюшка, а не слишком ли глубокий вырез?
— Знатной даме положено, чтобы грудь была видна. Ах, какая ты красавица!
— И кормилица со вздохом глухо пробормотала, словно про себя. — И подумать только, боже милостивый, для кого!
Лика увидела, что по лицу ее старой кормилицы катятся слезы.
— Не плачь, няня, а то и я потеряю последнее мужество.
— А оно — увы! — понадобится тебе, бедная моя девочка… Нагни голову, я застегну ожерелье. А жемчуг на волосы пусть надевает Марго, я в этих фокусах ничего не смыслю… Ах, голубка, у меня сердце разрывается! Когда я только подумаю, что эта дылда, от которой за сто лье разит чесноком и самим дьяволом, будет мыть и убирать тебя в день свадьбы!.. Ох, просто сердце разрывается!
Фантина опустилась на колени, чтобы поправить шлейф верхнего платья Лики, и девушка вдруг услышала, как она зарыдала.
Отчаяние старой кормилицы было для Лики неожиданным, и тоска, которая сжимала ее сердце, всколыхнулась с новой силой.
Все еще стоя на коленях, Фантина прошептала:
— Прости меня, доченька, ведь я тебя своей грудью вскормила, а вот защитить не сумела. Сколько уж ночей, с тех самых пор, как услышала об этом человеке, я глаз не могу сомкнуть…
— А что о нем говорят?
Кормилица встала. Взгляд у нее был темный, застывший — взгляд пророчицы.
— Золото! Полон замок золота!
— Но разве грешно иметь много золота, нянюшка? Посмотри, сколько подарков он прислал мне. Я в восторге от них.
— Не обманывайся, доченька. Это проклятое золото. Он делает его в своих сосудах при помощи всяких зелий. Паж, что так хорошо играет на тамбурине, его зовут Энрико, рассказал мне, что во дворце графа Стима, в его красном, как кровь, дворце, есть флигель, куда никому не дозволено входить. Его охраняет черный страж, такой черный, как днище моих чугунов на кухне. Однажды, когда страж на минутку отошел, Энрико увидел через приоткрытую дверь большой зал, а в нем полно всяких стеклянных шаров, колб и трубок. И все это свистело, кипело! А потом вспыхнуло пламя и раздался такой грохот, что Энрико убежал.
— Просто мальчишка выдумщик.
— Увы! По голосу было видно, что он не врет и так напуган, что не поверить нельзя. Нет, этот граф Стим пошел на сделку с самим сатаной, чтобы получить власть и деньги. Он Жунн, вот кто он, самый настоящий Жунн, да к тому же еще чужак!
— Не болтай глупостей! — резко остановила ее Лика. — Никто никогда не обвинял его в том, что он ест маленьких детей.
— Он завлекает женщин какими-то странными чарами, — прошептала кормилица.
— В его дворце такое творится… просто срам. Говорят, даже сам архиепископ в своей проповеди осудил его, сказал, что в его гнусных делах замешан сатана. И тот нехристь паж, что рассказал мне все вчера на кухне, еще смеялся как сумасшедший, вспоминая, как после проповеди граф Стим приказал своим людям поколотить пажей и носильщиков архиепископа, и какая драка завязалась, даже в самом соборе дрались. Ну подумай, разве у нас могло бы случиться такое бесчинство? И потом, откуда у него столько золота? Родители оставили ему одни долги. Земли — и те все заложены были. А он не угодничает ни перед императором, ни перед другими знатными вельможами. Говорят, когда приехал его высочество герцог Орлеанский, наместник Лангедока, граф не встал перед ним на колени, для него, вишь ты, это трудно. И герцог не рассердился, наоборот, он даже сказал, что мог бы добиться при дворе милостей для графа, а граф Стим ответил, что…
Старая Фантина замолчала, усердно втыкая булавки в юбку, которая и без того уже сидела безукоризненно.
— Так что же он ответил?
— Что… что, даже будь у него длинная рука, его короткая нога от этого не подрастет. Вот как он дерзок!
Лика, глядя в круглое зеркальце из своего дорожного несессера, приглаживала пальцем брови, тщательно выщипанные горничной Маргаритой.
— Значит, правду говорят, что он хромой? — спросила она как можно более безразличным голосом.
— Увы, голубка моя, правда. Ах, боже мой, а ты такая красотка!
— Замолчи, кормилица. Я устала от твоих причитаний. Пойди позови Марго, пусть она причешет меня. И не говори больше так о графе Стиме. Не забывай, что теперь он мой муж.
Анжелику душила ярость, и от мучительных усилий сдержать себя она вконец изнемогла. Она встала и вышла. Никто не обратил внимания на ее уход. Встретив какого-то лакея Лика спросила, не видел ли он слугу Николая.
— Он на хозяйственном дворе, сударыня, разливает вино.
Она пошла дальше. Она шагала как во сне, сама не зная, зачем ей нужен Николай, но она хотела его увидеть. После разговора в роще Николай ни разу больше не взглянул ей в лицо и исполнял свои обязанности слуги добросовестно, но без усердия. Она нашла его в винном погребе, где он наливал вино из бочек в кувшины и графины, которые ему непрерывно подносили мальчишки-слуги и пажи. Николай был одет в золотисто-желтую ливрею с обшитыми галуном отворотами, которую барон Сансе взял напрокат по случаю празднеств. Молодой человек не только не выглядел нелепо в этом одеянии, но даже имел элегантный вид. Заметив Лику, он встал и отвесил ей глубокий поклон, как учил всю челядь в течение двух суток нанятый управляющий свадьбами.
— Я ищу тебя, Николай.
— К вашим услугам, госпожа графиня…
Она бросила взгляд на мальчишек, которые в ожидании стояли с кувшинами в руках.
— Поставь кого-нибудь из мальчиков вместо себя и иди за мной.
Лика приложила свои ладони к крепкой груди Никола. И вдруг, прижавшись к нему, затряслась от беззвучных рыданий.
— Николай, ты мой друг, — стонала она, — скажи мне, что все это не правда. Они не увезут меня, они не отдадут меня ему. Я боюсь, Николай. Обними меня, обними крепче!