Лики Срединного царства. Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая
Шрифт:
В «Триаде» не существовало каких-либо социальных или имущественных ограничений для приема новых членов. В этом смысле «Братство Хун» взяло за образец «Великое братство Шуйху», воспетое в многочисленных народных сказаниях, стихах, песнях и пьесах XII–XIII веков. Позднее на их основе писатель Ши Найань (1296–1370) написал роман «Речные заводи», отважные герои которого создали братство, объединившее выходцев из всех сословий и имущественных слоев — бедных и богатых. Именно этот дух равенства и единства всемерно культивировался в «Триаде». Кем бы ни был «нареченный брат» — ученым, крестьянином, актером или торговцем, он должен строго выполнять обязанности члена союза. Общая цель — свержение власти ненавистных завоевателей — должна объединять в священной борьбе всех китайцев.
Особенно сильны позиции «Триады» были в городах, где в ее ряды вступали ремесленники, мелкие торговцы, матросы, контрабандисты, грузчики, лодочники, кули,
Называя себя «Братством Хун» и «Семьей Хун», союз гарантировал для всех равные права, обязательства и дисциплину независимо от социального и материального положения его членов. Этому же способствовала религиозная терпимость и конфессиональная «всеядность» тайного общества. «Братья» поддерживали «своих» в конфликтах с «чужаками», в том числе в ссорах и драках, укрывали от преследования властей, оказывали материальную помощь, давали друг другу приют и оказывали содействие при передвижении по стране. В «Триаде» ходила поговорка: «Каждый нареченный брат, не имея ни гроша за душой, может пройти по всей Поднебесной». Члены союза заботились друг о друге, помогали в несчастье. Одна из заповедей «Триады» гласила: «Если брат в опасности или арестован властями, все братья должны принять меры к его спасению. Уклонившийся от этой ответственности под каким бы то ни было предлогом должен быть наказан ста восьмью ударами бамбуковых палок». Вражда и неприязнь между «братьями» запрещались. За проступки и преступления, совершенные по отношению друг к другу, наказывали крайне строго. В «Триаде» господствовал дух сплоченности, взаимовыручки и самопожертвования.
Внутри союза действовал жесткий распорядок. Богатые и состоятельные «братья» платили взносы. Все члены общества должны были являться на тайные собрания и по вызову вожаков, неукоснительно выполнять приказы и распоряжения, сохранять полную боевую готовность, соблюдать бдительность и конспирацию. О членстве «брата» в союзе не должны были знать даже его ближайшие родственники. Разглашение тайны, измена, дезертирство и отступничество карались смертью. «Триада» требовала от своих членов особой осторожности в городах — средоточии чиновников, мелких служащих ямэней, солдат и всякого рода недоброжелателей союза. Для предотвращения крупных провалов местные организации делились на «пятерки». Рядовой ее член даже под пыткой мог выдать только четверых. «Триада» уничтожала потенциальных доносителей из местного населения и наиболее опасных своих врагов. Благодаря искусной конспирации члены союза, как правило, оставались неуловимыми. Для связи применялись условные обороты речи, едва заметные жесты, особая манера складывать пальцы, держать палочки для еды, ставить плошки с пищей на столе. Для непосвященных были непонятны тайные пароли, условные знаки, специфический жаргон и особые приемы тайнописи. Собрания ячеек или «пятерок» происходили в глубокой тайне, чаще всего по ночам.
Члены «Триады» воспитывали в себе дух героизма, самопожертвования и преданности общему делу. «Нам следует закалять в себе отвагу, готовясь ко дню мщения», — говорилось в установлениях союза. От «братьев» требовалась умеренность в еде, запрещались пьянство, азартные игры и посещения публичных домов, ибо эти пороки ослабляли стойкость и боевую готовность. Разрешалось лишь курить табак. Вдали от посторонних глаз члены союза овладевали «военными искусствами» (ушу) — занимались фехтованием и упражнениями с мечом и пикой, а также изучали мастерство рукопашного боя и нанесения ударов ногами. «Военные искусства» в сочетании с магическими ритуалами, талисманами, заклинаниями и амулетами создавали веру в «неуязвимость» перед врагом. «Братья» тайно изготовляли и покупали оружие, делились на боевые группы и отряды во главе с командирами, строго следившими за соблюдением дисциплины. В нужный момент конспиративная организация превращалась в боевую дружину или ряд вооруженных отрядов. «Триада» уничтожала наиболее ненавистных маньчжуров, их приспешников-китайцев и готовилась к решающему восстанию. Если во время боевых действий «брат» проявлял нерешительность и колебания, он должен был погибнуть от рук своих же. Боевым цветом
Наступил год Овцы (1787) — время первой пробы сил. Действовавшая под названием «Союз Неба и Земли» «Триада» подняла восстание на Тайване. «Братьями» руководили глава сельской дружины самообороны Линь Шуанвэнь и деревенский богатей Чжуан Датянь. Первый был провозглашен правителем острова (девиз — Тяньюань — Небесное предопределение), а второй — главнокомандующим. Из руководителей союза были избраны чиновники, создан госаппарат, восстановлены порядки и обычаи династии Мин. Только через год, перебросив на Тайвань более ста тысяч солдат, маньчжуры с большим трудом смогли по частям разгромить силы повстанцев. Обоих лидеров в клетках доставили в Пекин, и там они сложили головы на плахе.
После этого строжайшее запрещение «Триады» появилось в уголовном кодексе Цинской империи, принадлежность к ней каралась смертной казнью или пожизненной ссылкой с отбыванием каторжных работ. Однако уже ничто не могло напугать или парализовать этот боевой союз. Во всех ложах и ячейках их главы произносили ритуальную речь: «Мы, единые и в радости и в горе, посвятили себя возрождению династии Мин, происходящей от Неба, Земли и всего сущего. Мы посвятили себя уничтожению бандитов-варваров и ожидаем истинного повеления Неба. Как только народ начнет проявлять неповиновение, это будет знак, данный нам Небом, что должна быть восстановлена династия Мин, а бандиты-варвары — уничтожены. Все те, кто хочет возродить династию Мин, отомстить за наши обиды, смыть наш позор и установить всеобщий мир, пусть получат титулы… и их потомство пусть процветает во всех поколениях!»
«Великая стена» вдоль морского побережья.
«Закрытие» Китая для европейцев
Китайский чай, шелк и фарфор издавна привлекали к себе внимание Европы, которая видела в Срединном государстве богатейший, безграничный по своим возможностям рынок. Казалось, что с завершением маньчжурского завоевания Китая для деловых кругов Запада открылись радужные перспективы. Купцы из Португалии, Голландии, Англии и Франции, ведущие торговлю на побережье Китая, создавали там свои фактории: англичане — в Гуанчжоу (Кантон), французы — в Нинбо, а португальцы — в Макао (Аомэнь). Активно действовали Ост-Индские компании Англии и Голландии, направлявшие в Пекин свои миссии. Приезжали португальские посольства и специальный представитель Людовика XIV.
Первое время после завоевания Китая маньчжуры относились к европейцам-миссионерам довольно благожелательно. В Пекине и других городах миссионеры, в основном иезуиты и францисканцы, занимались проповедью христианства и открывали свои церкви. Но позже, когда позиции завоевателей-маньчжуров внутри страны стали заметно слабеть, а в госаппарате увеличивалась роль китайцев, династия Цин предприняла особые меры предосторожности, дабы воспрепятствовать вторжению в Китай чужеродной силы, могущей еще более дестабилизировать внутреннюю обстановку и создать внешнюю угрозу. В итоге сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, имела место эйфория от ощущения своего могущества, а с другой — росло стремление укрыться в собственной скорлупе в преддверии начинающегося кризиса империи. В Пекине не без оснований считали, что влияние «заморских варваров» разлагает традиционные устои конфуцианской системы, а поэтому «закрытие» Китая от внешнего мира — важное условие самосохранения режима.
Маньчжуры и преданные им китайские сановники помнили, что европейцы — «заморские варвары» из далеких и, по их мнению, слабых стран — вмешались в середине XVII века в борьбу между династиями Мин и Цин, помогая как тем, так и другим. Во избежание повторения подобного Пекин решил постепенно «закрыть» Срединную империю для «рыжеволосых» и «длинноносых» варваров. Цинские правители хорошо усвоили уроки китайской истории. Ослабление очередной династии всегда сопровождалось нарастанием угрозы извне, а внутренние «смуты» в конце правления обреченной династии использовались внешними силами для захвата власти в Китае, как это сделали сами маньчжуры. Исходя из печального опыта династии Мин, богдоханы Иньчжэнь и Хунли приняли превентивные меры против возможной внешней угрозы. Тем более что «мирный» сорокалетний период господства династии Цин стал сменяться «периодом тревог». Конец ему положили восстания на Тайване в 1721 году и народности мяо в Гуйчжоу (1735–1739). Явный перелом наступил в середине XVIII века, когда волна вооруженных выступлений резко возросла и на горизонте замаячил очередной период «смут». В этих условиях политика «закрытия» Китая для внешнего мира виделась богдоханам как одно из средств самосохранения.