Ликвидатор, или Когда тебя не стало (Его звали Бог, или История моей жизни)
Шрифт:
– Нельзя всех мерить под одну гребенку и думать, что твой собственный печальный опыт будет повторяться с каждым, – спокойно сказала я и направилась к двери.
– Ты куда?
– На балкон. Что они там, уснули, что ли?
– Сходи, сходи! – ехидно пропела Маринка и налила себе полную рюмку.
– Тебе, подруга, уже хватит пить.
– Я знаю свою норму.
Я зашла в соседнюю комнату и посмотрела на балкон. Люба с Павлом сидели на стульях и о чем-то разговаривали. Спиртное подействовало, и я почувствовала жуткую ревность. Это что ж такое получается –
– Мы уже скоро все выпьем, – старалась я держать себя в руках.
– Пейте. Нам не хочется, – улыбнулась Люба.
– Вы еще долго будете тут сидеть? – Я посмотрела на Пашку.
– Скоро придем, – ответил он.
– А у вас прядь седая вылезла. Пора краситься.
– Что? – Наглость этой девицы переходила все границы.
– Я говорю, что у вас прядь седая. Пора краситься. У моей мамы есть хорошая краска, я вам покажу. Она отлично закрашивает седину. Когда мама красится, то выглядит намного моложе. Женщина должна скрывать свой возраст. Так вам показать краску для седины? Она специализированная, для пожилых людей. Вам как раз подойдет.
От этих слов на лбу у меня выступил пот, в глазах потемнело. Малолетняя сучка! Она решила унизить меня! Я растерянно оглянулась на Пашку, затем перевела взгляд на нее и со слезами в голосе спросила:
– Что?
– Я говорю, вам краску принести?
– Нет, спасибо. Не надо. Возраст украшает человека. Его скрывает лишь тот, кто его стыдится. А мне нечего стыдиться. Я такая, какая есть.
Девица не могла не заметить, в каком я состоянии, и, довольная собой, многозначительно улыбнулась. Затем она обняла Пашку и радостно защебетала:
– Паш, а пойдем на ВДНХ погуляем. Мы с тобой там уже месяца три не гуляли. Последний раз, кажется, в мае были. Ты мне еще красивый букет подарил. На чертовом колесе катал и веселых горках, а потом мы с тобой обедали в летнем ресторане и катались на лодке. Ты еще кормил лебедей. Так здорово было!
В этот момент я была похожа на побитую собаку. Отодвинув седую прядь и спрятав ее за ухо, я опустила глаза и поджала губы. Затем вспомнила Маринкины слова, и мне показалось, что она все-таки права. И в самом деле, все, что она говорила, – верно. Я сама придумала себе головную боль, которую потом когда-нибудь придется лечить при любом раскладе. Так стоит ли допускать, чтобы голова болела постоянно, ведь это может перейти в мигрень. Не лучше ли убить боль в самом начале болезни и жить себе припеваючи?! Ведь когда мы любим, мы утрачиваем способность здраво мыслить. Мы начинаем рассуждать трезво только тогда, когда пересилим боль и очнемся от дурмана.
Прищурившись, я посмотрела на эту парочку, улыбнулась, погладила Пашку по голове и весело произнесла:
– И действительно, что сидеть ласты парить! Сходите, погуляйте! Ты, Пашенька, обязательно покатай эту малолетнюю дурочку на лодочке
Любка открыла рот и уставилась на Пашку. Я пошла к выходу и бросила напоследок:
– Рот закрой, а то ворона залетит. Склюет твой язык, чем тогда Пашку удивлять будешь?!
Вернувшись в комнату, я схватила Маринку за руку и в сердцах произнесла:
– Наливай по стопочке и дергаем отсюда!
– Что случилось? – перепугалась та.
– Все поняла! Все! – закричала я что было сил.
– Поняла, так не ори, – прошептала Маринка и вылила мне остатки «Джони Уокера».
Осушив содержимое стопки до дна, я схватила Маринку за рукав и потащила ее к входной двери.
– Жанночка, успокойся, – причитала она. – Скажи правду. Ты зашла, а он ее трахает? Вот поганец! Чтоб у него писька отсохла!
Не говоря ни слова, я дернула входную дверь, но она была закрыта.
Ключей в двери не было. Я развернулась на сто восемьдесят градусов и увидела перед собой Пашку. Он стоял в дверном проеме и смотрел на меня. Где-то сзади маячила Любка.
– Дай ключи, – сквозь зубы процедила я.
– Зачем?
– Затем!
– Далеко собрались?
– Открой дверь и мотай со своей малолеткой на ВДНХ.
– Извращенец! По тебе тюрьма плачет за развращение несовершеннолетних! – встряла вылетевшая из комнаты Маринка.
Я перевела взгляд в ее сторону и тихо сказала:
– Ты-то хоть замолчи, ради бога. Надоела!
– А почему я должна молчать? Ты моя подруга, и я имею право за тебя заступиться. Хорошо, что эти его качества сразу проявились.
– Какие качества? – не поняла я.
– Самые обыкновенные, дура! У тебя дочь растет, подумай о ней! Если он так просто эту малолетку отодрал на балконе в тот момент, когда мы с тобой мирно сидели на кухне, то представь, что было бы, если бы ты с ним стала жить! Ты только представь, что бы он смог сделать с твоей дочерью!!!
– О господи, – простонала я и схватилась за голову.
– Ну хватит! – вмешался Пашка, схватил нас с Маринкой за руки и оттащил к балкону. Затем он открыл входную дверь, подтолкнул Любку к выходу и сказал:
– Иди дома посиди. Сейчас не до тебя.
– Может, я что-то смогу для тебя сделать, – простонала она.
– Иди, девочка, все, что ты смогла, ты уже сделала, – выпалила Маринка.
– Паша, я не могу оставить тебя с этими ненормальными. Я за тебя боюсь, – шипела Любка.
Он взял ее за шкирку и сурово сказал:
– Да уйди ты, ради бога! Пошла домой! Иди к экзаменам готовься!
– Не смей на меня кричать, Пашенька!
– Пошла вон! – Пашка вытолкал ее на лестничную площадку и закрыл дверь.
Затем он презрительно посмотрел на нас и злобно произнес:
– Нахрюкались…
– Что?! Мы-то нахрюкались, а вот вы – натрахались, – не удержалась Маринка.
– Открой дверь, Паша, я хочу уйти, – отрешенно сказала я.
– Куда ты хочешь уйти?