Лилия и шиповник
Шрифт:
Даже сотник слегка заробел, переступив порог. Подошел статный вельможа, жестом призвал за собой.
Мальчишки шагали вслед за ними, разглядывая стены — такого великолепия они не видали еще. Даже Лувр и Версаль показались Генриху бедняцкими хижинами по сравнению с дворцовыми галереями. Золото, сплошь только золото... Стены, потолок, все в позолоченных орнаментах. А на полу мягкие ковры, бесчисленное множество... Шаг становится бесшумным, невесомым, словно идешь по облаку.
Здесь царило безмолвие и спокойствие, сонное, тягучее...
Раскрылись
— Входите, уважаемый Мухаммед Абд аль-Хафид...
Сотник подтолкнул мальчишек перед собой.
Громадный, пустынный зал раскинулся перед ними. На таком поле могли бы с легкостью затеряться два-три гвардейских полка.
И каким странным показалось громогласное эхо, прозвучавшее немедленно:
— Подойдите ближе! Всемилостивейший султан ожидает вас!
Сотник заторопился. Его шаг ускорился, почти превратившись в бег.
Султан Марокко, Абд Ахмед аль-Мансур, восседал на роскошном диване, обшитом алой парчой и золоченой тесьмой. Он был примерно одного возраста с отцом Генриха, слегка рыхловат и полноват. Весь его облик говорил о властном и противоречивом характере.
По обеим сторонам почтительно стояли советники и военачальники, во главе с великим визирем Хасаном ад-Дином Фархади.
Сотник бросился ниц к ногам султана, попутно толкнув в спины Жан-Мишеля и Генриха. Ну а Мбаса и сам понял, что надо сделать.
Впрочем, Генрих вовсе не собирался валяться в пыли, он немедленно выпрямился, скрестив на груди руки. Послышался всеобщий вздох — возмущение вельмож не знало предела. И султан, конечно, не смолчал:
— Поднимись, Мухаммед. Кого ты привел ко мне? Этот мальчишка весьма невежлив. Ты что, не мог продать его по дороге? К чему тащить в мой дворец всякий хлам?
— Прошу простить меня, о великий султан! Я дерзнул подумать, что он будет тебе интересен. Ведь этот мальчик наверняка сын кого-то из европейской знати. Изволь лишь обратить внимание на его тонкие кисти, на его нежную кожу. Это не простой бездельник из нищих, о нет! Расспроси его, о великий! Тебе он не посмеет солгать.
Султан тяжело задышал. Жара донимала даже во дворце, хоть невольники за его спиной и работали вовсю опахалами из павлиньих перьев.
— Прежде ответь мне ты, Мухаммед, как исполнено мое повеление? Все ли должники оплатили свой долг?
— Да, повелитель. Были недовольные, но все они не решились протестовать в открытую. Лишь в одной деревушке, название которой слишком незначительно для твоих ушей, о повелитель, не нашли денег. Вот там я и взял в счет долга этих мальчишек. Они показались мне весьма занятными.
— Превосходно. Позже передашь деньги казначею. Эй, вы, поднимитесь!
Сотник пихнул Жан-Мишеля сапогом и тот резво вскочил. Мбаса не стал дожидаться пинка, поднялся сам. Негритенок опустил глаза, словно понимая, кто он сам, и кто перед ним.
Султан взглянул на этих двоих
— Назови свое имя! Откуда ты родом, из какой страны? — не дождавшись ответа, султан раздраженно спросил: — Мухаммед, почему он молчит?
— О повелитель, этот мальчишка не понимает наш язык.
— Как же ты с ним общался? Наверное, тумаками и затрещинами? Позвать толмача!
По этому приказу из толпы разряженных советников и вельмож выбежал низенький человечек со сморщенным лицом. Он засеменил к дивану и склонился в низком поклоне перед султаном.
— Спроси, на каком языке он говорит?
Переводчик принялся спрашивать на более всего известных языках и Генрих откликнулся на французскую фразу:
— Я родом из Франции, великий султан. Мое имя — Генрих де... — принц замялся, придумывая на ходу. И чтобы не запутаться в собственной лжи, взял имя погибшего в бою опекуна, — Генрих д’Ориньяк. Мой отец — граф д’Ориньяк. Несколько дней назад мы попали в жестокий шторм, меня вынесло за борт и так я оказался здесь, в вашей стране. Я прошу помочь мне добраться до берегов Франции и мой отец не поскупится, оплачивая мое спасение.
Султан внимательно выслушал переводчика и рассмеялся:
— Ты считаешь, что мне нужны ваши жалкие гроши? Я не так беден, как тебе могло показаться! Я могу сделать сотню таких мальчишек, как ты, из золота и раздарить статуи нищим на рынке! Но оставим это... Итак, ты граф?
— Да, великий султан.
— Это ничего не значит. Ты жив до сих пор лишь потому, что мне пришлась по душе твоя дерзость. Иначе я приказал бы сварить тебя в масле. А еще можно содрать кожу, это тоже весьма занимательно.
У принца слегка задрожали губы, но он взял себя в руки и не отвел глаз.
— У меня на конюшне убирают навоз два испанских гранда, на скотном дворе работает польский князь, а за столом прислуживает мальтийский рыцарь. Они все захвачены мною в сражении и превращены в рабов. Неверный может быть либо рабом, либо... мертвым. Ты что предпочитаешь, мальчик?
Султан перешел на ласковый, елейный тон, но Генрих продолжал надеяться:
— И все же я очень, очень прошу — отправьте меня во Францию. Поверьте, мой отец не пожалеет никаких средств!
— Ты опять про деньги... Надоело! Помолчи немного, я займусь остальными. Эй, Абдалла! Подойди-ка.
К дивану плавно подплыл огромный толстый вельможа с сильно набеленным лицом. Это был Верховный евнух, Абдалла аль Феруджи. Свирепый, хитрый, умный... По сути, он легко мог уничтожить любого, кто встал бы на пути его планов.
— Абдалла, как тебе нравится этот чернокожий? Из него получится великолепный евнух, не так ли? Вот и забирай, в моем гареме он будет весьма кстати.
Абдалла широко ухмыльнулся и схватил Мбасу под локоть. Мальчишка дернулся, но хватка была железной. Генрих не понимал, что происходит, но почуял, что негритенку грозит нечто страшное.