Лилия и шиповник
Шрифт:
Весело переговариваясь, женщины оглядывали дело рук своих. Потом потащили ребят за роскошный стол, что ломился от всевозможных фруктов и сладостей. Крупные оранжевые апельсины, красные гранаты, розовый шербет и рассыпчатая халва, сушеный изюм — все это показалось голодным мальчишкам дарами из рая.
Мбаса первым прыгнул на подушки, запихал в рот попавшиеся под руку фрукты, за что получил крепкую затрещину от одной из женщин. Черным не пристало сидеть за одним столом с господами! Принц не успел вмешаться, да и не слишком торопился — чужие обычаи надо уважать. Негритенок вылез из-за
А его место заняли Генрих и Жан-Мишель. Женщины принялись скармливать им фрукты, заливаясь смехом всякий раз, когда сок начинал течь с подбородка на одежду. Вскоре мальчишки уже стали отбиваться от угощения, что было весьма нелегко. Вконец утомившись, Генрих вытер слипающиеся губы ладонью и сказал:
— Все, больше я не смогу съесть. Хоть казните.
Уловив смысл сказанного, одна из жен султана распорядилась провести гостей в спальню, где их уложили на широкие мягкие перины, в которых можно было бы проспать целую вечность...
Помещение, где отдыхали гости, уютно укрывалось от посторонних глаз темно-вишневыми портьерами. Солнечные лучи не проникали сюда, равно как и голоса обитателей гарема.
Пушистая кошка с наглыми зелеными глазами пробралась в спальню, огляделась и прыгнула на постель к Жан-Мишелю. Взобралась ему на грудь, мурлыкнула о чем-то своем и заурчала, навевая сон. Жан-Мишель не стал прогонять зверя, хоть кошка и нагуляла приличный вес на султанских обедах...
Прохлада приятно успокаивала и казалось, что все неприятности уже далеко позади...
Вечером султан соизволил пригласить царственного гостя в свои покои. Друзья принца такое приглашение не получили и были вынуждены остаться. Угрюмый темнокожий евнух принес бронзовый стакан и тройку кубиков. Мбаса и Жан-Мишель принялись с увлечением бросать кости, споря и перебивая друг друга. Евнух постоял с минуту, глядя на их игру, потом что-то сказал по-арабски и поманил Генриха за собой.
Глава тридцать вторая
Внутреннее убранство султанского сераля выглядело настолько пышным, что Генрих не сразу разглядел самого владыку. Султан Абд Ахмед аль-Мансур разместился чуть поодаль от входа, словно специально укрываясь от входящих. На низком золоченом столике стоял серебряный кальян с колбой из цельного хрусталя, и масляная лампа, дающая тусклый рассеянный свет. Позади повелителя невидимой тенью притаился переводчик.
— Подойди, подойди, принц. Я позволяю присесть рядом со мной.
Евнух с готовностью подтолкнул мальчика вперед, а сам быстро скрылся с глаз всемогущего повелителя, настроение которого менялось так часто, что не успеешь и глазом моргнуть, как останешься без головы.
Генрих прошел вперед, обходя высокие китайские вазы из тончайшего фарфора, стоившие целое состояние. Он сел на подушку и затаив дыхание, готовясь услышать любую новость, даже самую неприятную. Но султан смотрел почти равнодушно, сверкая масляными глазками. Затем вынул изо рта длинный чубук трубки, выпустив облако дыма к потолку из кедрового дерева. Протянув чубук мальчику, султан предложил:
— Попробуй, принц. Наверняка
Генрих с сомнением покосился на кальян. Он не то что не пробовал, но даже и не видал раньше подобное приспособление.
Посчитав отказ с первых же мгновений разговора невежливым, Генрих принял чубук и втянул в себя воздух. В кальяне булькнула вода, а в горло мальчика проник горячий дурманящий дым. Генрих закашлялся, чем вызвал одобрительный смешок у султана. Потом принца повело, комната закружилась, все быстрей и быстрей, пока глаза не сомкнулись. В голове замелькали картинки, одна интересней другой, словно кто-то вращал большой разноцветный зонтик, схожий с радугой в полнеба.
Султан невозмутимо дожидался, пока принц не придет в себя. А дождавшись, произнес:
— Слаб ты, совсем еще мальчик. С первой же затяжки потерял разум. А ведь собираешься править!
— И вовсе я не слаб! — воспротивился Генрих. — Я могу еще!
— Ладно, хватит уж. Я с тобой беседовать хочу, а не разглядывать, как ты спишь. Расскажи мне, как ты попал в мою страну. Я слушаю со вниманием...
— Великий султан... Я и сам еще не очень хорошо понимаю, как оказался в твоих владениях, — и принц принялся рассказывать... — Началось все в тот день, когда банда разбойников похитила меня из замка на морском побережье. Эти негодяи провезли меня в корабельном трюме на безлюдный остров, где продержали почти неделю. Потом по счастливой случайности я оказался на борту фрегата, что разыскивал меня. Бандиты получили выкуп и скрылись, а корабль отправился к берегам Франции. Я думал, что все завершилось, но налетел ураган. Я случайно упал за борт, меня подхватил смерч и унес в неизвестном направлении. И вот я оказался на берегу страны, название которой я тогда не знал. Меня и моих друзей приютили жители какой-то деревни. Наутро появились твои воины и привезли меня в этот город. Вот и вся история, что со мной произошло. А теперь я лишь надеюсь на твое великодушие...
Султан молчал, лишь потягивал кальян. Он внимательно слушал переводчика, но о чем были его мысли? Наконец кивнул и сказал, плавно растягивая слова:
— Увлекательная история... Ты много испытал и теперь знаешь, что кроме дворцов существуют и хижины. Будущему правителю надо беспокоиться о своих поданных, уж я это прекрасно знаю. Мои воины ни в чем не нуждаются! И ты сам можешь увидеть результат — неверные уже не один десяток лет пытаются завоевать Танжер или Сеуту, но мои храбрые алькаиды сражаются, словно львы! И если король франков пожелает вступить со мной в схватку, то потеряет свою армию всю, до последнего воина. Если ты попадешь домой, то передай отцу мои слова.
Генриха резануло это коротенькое «если» и он стиснул зубы. Султан продолжил:
— Сотник, что привез вас сюда, рассказал мне про забавное поведение твоего «брата», как ты его называешь. Он устроил целое представление, развлекая моих нукеров. Расскажи про этого мальчика и про то, как он спасал тебе жизнь.
— Великий султан... У этого мальчика есть некий дар предвидения. Он иногда может предсказать надвигающуюся на меня смертельную опасность. Трижды у него это получалось, потому я и жив до сих пор.