Лилия и шиповник
Шрифт:
— Они всех убивать... — одними губами отвечал Мбаса. — Не просто убивать, а...
— Ну же! Не молчи!
К пленникам подскочил один из воинов и ударил первого попавшегося по голове древком копья, указывая, что им лучше помолчать, когда говорит вождь. Невинно попавший под удар Жан-Мишель вскрикнул, но сжал зубы. Иначе могло быть и хуже.
Вождь распалял себя все больше и больше. Его голос перешел в яростный визг. Он взмахивал своей палкой, тыча ею в сторону пленных и призывая на их головы всяческие беды.
Воины громко кричали в ответ,
Глава сорок шестая
Сумерки упали на джунгли так быстро, словно кто-то набросил большое темное одеяло. На площадке разложили большой костер и пламя взвилось в чернеющее небо. Сухие дрова затрещали, искры и дым сизым блестящим столбом поднялись к кронам деревьев.
А вождь все говорил и говорил, бормоча без остановки. Его слова уже повторялись, переходя в заунывную монотонную песню. Под ее мелодию воины стали притоптывать, приплясывать и вот они пустились в дикий безудержный хоровод. Вокруг сидящих на корточках пленников завертелось большое черное колесо. От жестов и воплей так и сквозило первобытной неуемной энергией.
В самый разгар этого шабаша на сцене появился еще один весьма колоритный персонаж. И танец мгновенно прекратился, воины замерли, кто где стоял. Вождь обернулся, призывно взмахнул рукой. К нему медленно и плавно приближался человек высокого роста, очень худой. Одеждой ему служила большая львиная шкура с завернутыми на груди когтистыми лапами. А на шее висело ожерелье из маленьких, величиной в кулак, белых человеческих черепов.
— Это шаман... — коротко объяснил негритенок, щекотнув горячим дыханием ухо принца.
В полнейшей тишине шаман задал какой-то вопрос. Вождь недовольно скривил губы, но ответил. Между ними завязался напряженный диалог, смысл которого негритенок пересказывал вкратце ничего не понимавшим пленникам:
— Шаман злится, что его не позвали. Он тоже хотеть видеть злых людей, что пойманы храбрыми воинами. А вождь говорить, что это его добыча. Теперь они договориться — делят пленников.
Видимо, шаман с вождем племени пришли к соглашению — вождь отступил и позволил шаману выбрать несколько человек. Шаман двинулся вокруг ожидавших своей участи пленников.
Приостановился подле Жан-Мишеля, внимательно взглянул на мальчика, покачал головой и шагнул дальше. Но, сделав несколько шагов, он возвратился. Склонившись над мальчиком, шаман долго всматривался в его глаза, не отводя взгляд. Какие мысли бродили в его лысом, гладко выбритом черепе, никто еще не понимал.
Генрих подался вперед, приготовившись защищать друга, хоть и со связанными руками. Но шаман уже отошел в сторону и принялся разглядывать остальных.
Затем, указывая пальцем на приглянувшегося пленника, он стал давать указания
На лице шамана появилась довольная ухмылка, он получил свою долю.
Вождь потерял к нему интерес, подошел к оставшимся пленникам. Отдал воинам приказ и всю пятерку куда-то повели. Дон Элиаш вопил во все горло, возмущаясь подобным обращением, но его мнение уже никого не интересовало.
В тройке, выбранной шаманом, оказались два мальчика — Генрих и Жан-Мишель, а также счастливо уцелевший в бойне Витторио Брюльи. И, конечно же, друзей не оставил негритенок Мбаса. Его шаман не считал своей собственностью. Вообще, всем захваченным рабам в этом племени была дарована свобода. Они не стали разбегаться, а по прежнему настороженно сидели в стороне и ждали, чем все закончится.
— Куда их потащили? — спросил Брюльи у негритенка. — Собираются прикончить?
— Да. Нет. Я не знаю, как это сказать, — бормотнул неуверенно Мбаса. — Если они выживут утром, то будет жить.
— Вот это да! И что же такое будет утром?
— Их привязать на слоновьей тропе.
— Как? Зачем?! — вскрикнул удивленно Генрих.
— Здесь такой обычай. Утром слоны идти пить воду, если они растоптать человек на тропе, значит он с черным сердце. Так ему и надо. А если он жить, то его отпустят.
Генрих зашептал молитву. Он не мог осенить себя крестом, но мысленно пожелал дону Элиашу выжить. Хоть и враг, но все же христианская душа...
— Замечательный обычай... — склонил голову Брюльи. — Тогда Элиашу ничего не светит... И что, так с каждым будет?
— Да. Их пятеро, привяжут на большом расстоянии один от второй, чтобы слоны не слишком испугаться. Так этот племя проверяют, кто враг, а кто друг.
— Дикие нравы... Но меня больше занимает, что будет с нами.
— Это я не знать, — грустно отвечал Мбаса.
Шаман прислушивался к их разговору, но не вмешивался. Черепа на его груди при каждом вздохе шевелились, словно живые. От этого и вовсе становилось не по себе... Хорошо, что он не задержался надолго, а ушел в свой дом, так ни слова и не промолвив.
Тем временем воины разошлись, надо было захоронить убитых и помочь раненым. Вождь с чувством исполненного долга удалился в свою хижину. А всех пленных остались охранять пятеро воинов. Опершись на копья, они встали словно вырезанные из черного дерева статуи, почти неподвижно. Для удобства они стояли на одной ноге, поджимая другую, и время от времени меняя их.
Никто не удосужился подать пленным ни еды, ни воды.
Лес заполнился ночными шорохами. Хищники вышли на охоту и оглашали джунгли утробным рычанием. Вокруг костра заплясали длинные тени — это на его огонь слетелись ночные бабочки, каждая величиной с ладонь.