Лилия под дождем

Кэмп Кэндис

– Да, мама.

Мэгги наскоро собрала кое-что из одежды Уилла, добавив к этому полотенце и одеяло. Проходя через кухню, она помедлила, затем взяла тарелку, положила в нее красных бобов, оставшихся от ужина, и добавила к ним кусок маисовой лепешки. Еда давно остыла, но она подумала, что бродяга будет рад и такому угощению. Она понимала, что если такие тяжелые времена наступили для тех, кто жил на земле и кормился своим трудом, то насколько же хуже положение тех, у кого не было ни дома, ни крова.

Дождь прекратился, и Мэгги быстро пересекла двор, обходя грязные лужи. Она подошла к дверям хлева, открыла их… и замерла на пороге с раскрытым ртом, пораженная увиденным.

Меньше чем в десяти шагах от нее стоял Рейд Прескот, развешивая мокрую одежду на боковую загородку стойла. Он был совершенно голый!

Она смутилась и хотела было повернуть назад, но в этот момент мужчина обернулся, чем окончательно вогнал ее в краску.

– Ой! Я… – она совершенно растерялась и не находила слов. У нее даже не хватило соображения отвернуться. Прескот выругался и спрятался за загородкой хлева.

– Я прошу прощения… – лицо Мэгги горело. – Мне… мне следовало постучать… я не думала…

Она резко замолчала, быстро положила узелок с одеждой на ближайший стог сена, тарелку с едой поставила на ящик, неловко повернулась, открыла дверь и выбежала из хлева. Она продолжала бежать, пока не наткнулась в дверь собственного дома.

Рейд быстро обтерся полотенцем, натянул на себя одежду, оставленную женщиной, и завернулся в одеяло. Наконец-то он перестал дрожать и почувствовал тепло. Теперь можно было и поесть. Холодные бобы и маисовый хлеб оказались для него чем-то вроде манны небесной – он не ел уже вторые сутки. Он с жадностью набивал рот бобами, сидя на охапке сена. Покончив с едой, он со вздохом отставил в сторону тарелку и откинулся спиной на загородку стойла, испытывая чувство блаженства от тепла, сухой одежды и сытости. Рейд не мог вспомнить, когда ему в последнее время было так хорошо. Единственное, чего ему не хватало для полного счастья, подумал он, так это огня… и женщины рядом. Но не просто женщины, а его вспыльчивой, вооруженной благодетельницы. Он улыбнулся, вспомнив, какое у нее было выражение лица, когда она застала его голым. Он тоже чувствовал смущение, хотя не мог не заметить комизма этой немой сцены. Внезапно его охватило чувственное желание – его мысли обратились к хозяйке фермы. Перестав улыбаться, он закрыл глаза и почувствовал, как заломило у него внизу живота и поясницу охватило сладкое томление. Сегодня он никак не ожидал встретить женщину, которая кроме обычного интереса вызывала у него такое желание физической близости. Таких чувств он не испытывал уже давно, но на эту женщину трудно было не обратить внимания.

Он вспомнил, как она ворвалась в хлев: в распахнувшемся халате, мокром от дождя, белой хлопчатобумажной рубахе, повторяющей все изгибы ее тела, и с винтовкой в руках.

Черт побери! Эта женщина обладала изрядным мужеством, в противном случае, она ни за что бы не решилась выйти из дому навстречу человеку, без разрешения вторгшемуся в ее владения. Она ведь понимала, что это мог быть не замерзший путник, ищущий укрытия от дождя, а матерый вор или убийца, встреча с которым могла окончиться далеко не безобидно.

Ну, а если оставить в стороне ее мужество, надо было признать, что она чертовски красива. У него перед глазами стояла ее стройная фигура, светлые глаза, сверкающие из-под густых бровей, рассыпавшиеся по плечам роскошные каштановые волосы и здоровый румянец на щеках, говоривший о молодости и силе.

Она вела себя на редкость спокойно и хладнокровно даже тогда, когда он отобрал у нее ружье. Единственное, что вывело ее из равновесия, так это появление в хлеву мальчика. Однако, почувствовав, что нежданный гость не намерен нападать на них, она проявила истинную доброту, принеся ему сухую одежду и еду. На ее месте многие посчитали бы, что, разрешив ему остаться в хлеву до утра, они проявили неслыханную по этим временам щедрость.

Рейд не мог заснуть. Он думал о Мэгги. Мальчик, вероятно, был ее сыном: они были похожи как две капли воды. Очевидно для Рейда было и то, что в доме нет взрослого мужчины, так как в противном случае именно он вышел бы навстречу незнакомцу. Может, муж женщины погиб во время войны? Если это так, значит, она жила одна, по крайней мере, с шестьдесят пятого года, борясь за выживание и сохранение ребенка. Вдовам сейчас было очень тяжело. Это обстоятельство придавало ее щедрости еще большее значение в глазах Прескота. С другой стороны, ее положение вдовы говорило о том, что по ночам она спит в одиночестве. И снова Рейд почувствовал беспокойство и томление, удивившее его самого. В кровавой бойне, в которой ему довелось участвовать, многие эмоции и желания притупились. Иногда, правда, он испытывал некоторое волнение, но это был обыкновенный животный инстинкт, который следовало либо удовлетворить, либо оставить без внимания. Острое желание, которое он сейчас испытывал, было совершенно иным, и он не был уверен, что это состояние ему нравится. Война сделала его черствым, и это часто спасало в самых немыслимых ситуациях.

Рейд заставил себя думать не о прелестях фермерши, а о ее щедрости, и задумался о том, как отблагодарить ее. Он мог бы покрасить изгородь, нарубить дров и выполнить любую другую мужскую работу. С другой стороны, может, следовало уйти на рассвете? Именно так он и привык жить, зная, что если свяжется с кем-нибудь даже на время, то на него начнут надеяться, а дать ему, кроме себя, нечего.

Все-таки он решил, что утром выполнит какую-нибудь работу по дому и этим рассчитается с хозяйкой за ее доброту. А потом можно уйти и забыть о ней, так будет для него лучше и спокойнее.

ГЛАВА 2

Проснувшись поутру, Мэгги почувствовала легкую боль в горле, что было не удивительно, учитывая, сколько времени она провела ночью под проливным дождем. Однако она не могла позволить себе расслабиться, поэтому встала с постели, оделась, привела себя в порядок и спустилась вниз, чтобы приняться за домашние дела.

Когда Мэгги вышла из дому, рассвет только занимался. Закутавшись в шаль, чтобы уберечь себя от утренней прохлады, она взяла в руки корзину и направилась к курятнику, даже не взглянув в сторону хлева. Мэгги надеялась, что Рейд Прескот уже покинул ее ферму. После их ночной встречи она не была уверена, что сможет спокойно смотреть ему в глаза после того, как увидела его голым. Она не хотела признаться себе, что эпизод в хлеву растревожил ее, и уж совсем не хотела, чтобы Прескот заметил ее смущение.

В теплом, темном курятнике она принялась собирать яйца, осторожно укладывая их в корзину, не забывая шептать курам теплые слова. Сегодня яиц было много, можно было оставить несколько штук и для себя.

Вернувшись в дом, Мэгги отсчитала яйца для Ти, которые он должен отнести в Пайн-Крик на продажу, а остальные отложила на завтрак. Затем она надела фартук, растопила печь и принялась за приготовление пищи.

В это время через заднюю дверь вошел Ти с ведром молока в руке. Бодро пожелав ей доброго утра, он осторожно стал переливать пенящуюся жидкость в кувшин.

– Ты видел нашего гостя? – спросила Мэгги, стараясь придать своему голосу равнодушный оттенок.

– Мистера Прескота? Конечно. Когда я зашел в хлев, он спал как убитый. Однако он тут же проснулся, принес воды из бака и начал бриться.

– Понятно, – произнесла Мэгги, неестественно внимательно наблюдая за тем, как варится кофе. – Как ты думаешь, когда он собирается уходить?

Наморщив лоб, Ти пожал плечами:

– Ты думаешь, он уйдет, не позавтракав с нами? Я сказал ему, что мы сядем за стол, как только я закончу свой обход.