Лиловая подводная лодка
Шрифт:
— Это серьезно, — сказала я и прислушалась к своим глубинам — не колыхнется ли где свирепый когтисто-зубастый зверюга, чудовище с зелеными глазами.
Внутри тишина. Нет… вот что-то шевельнулось. Что это?.. Оказалось, легкий адреналиновый фонтанчик — такой же, какой сопутствовал моим ожиданиям встречи с последним любовником. Мое бессознательное существо порадовалось за любимого мужа и даже попыталось сопереживать ему в радости! Вот это да!..
Я крепко прижала голову Сережки к себе и чмокнула в макушку.
— А она в тебя? — спросила я с волнением в голосе.
— И она в меня, — сказал он и заплакал. Мой мужественный муж, мой стопроцентный мужчина заплакал,
— Ну что ты? — успокаивала я его. — Это ж здорово, что у вас взаимно.
Не знаю уж, от избытка каких чувств — благодарности ли ко мне, так мило отнесшейся к столь рисковому известию, прилива ли любви к своей недосягаемой сейчас возлюбленной, дорога к которой теперь вся сплошь зеленый светофор, того ли и другого, вместе взятых, — только муж мой устроил мне настоящее пиршество плоти. Иногда, остановившись и едва сдерживая себя, он говорил: ты не думай… я тебя сейчас люблю… только тебя… Ну и много разной — принадлежащей только нам с ним — любовной чепухи. Я верила ему. Я просто знала это!
— Чего мне Серегу жалеть? — сказала я, успокоившись. — Он со мной в любви прожил и теперь с любимой живет.
— И откуда вы такие?.. Несоветские… Блин… — Ирка хрустнула огурцом. Ее тон выдавал полное безразличие к ответу на заданный вопрос: эмоции выплеснулись, а новых еще не подкопилось.
Я промолчала — я тоже чувствовала опустошенность — и закурила новую сигарету.
3
Заканчивался август. Мы снова сидели на Ирко-Васькиной даче, на веранде, окруженной бордовыми и белыми, абсолютно царственного вида, георгинами. Эти дивные цветы, кстати, посадила я, своею легкою рукой, убедив хозяев, повернутых на показателях исключительно плодово-овощного поголовья, измеряемого в банко-литрах, в том, что эстетика еще никому и ничему не помешала. Георгины удались. Как все или почти все удается неискушенным — это был едва ли не первый мой сельскохозяйственно-озеленительный опыт.
Васька раскочегарил мангал и укладывал на него разряженные в розовый перламутр шампуры, мы с Иркой уже помыли ручки после шашлычного мяса-лука и глотали слюнки, запивая их холодным пивом, в ожидании ритуального — сакрального, можно сказать, — яства. Эдакого советского национального жертвоприношенческого блюда, воскурявшего аппетитный фимиам всем святым тоталитарным праздникам — со всех дач, со всех биваков, разбитых на просторах лесов, полей и рек, в снежные ли, солнечные или дождливые дни — в дни всевозможных пролетарских солидарностей. Сегодня никакого особого повода к солидарности не наблюдалось — рядовая суббота с последующим рядовым воскресным праздником, Днем шахтера. Я, вернувшись после недолгого отсутствия — в несколько радужных весенних дней — в свой прежний статус одинокой подруги старинных друзей, опекалась ими по полной программе. Да и мне ни с кем так не хотелось проводить время, как с Иркой и Васькой, пребывая в непринужденном полете мыслей и чувств и столь же непринужденном положении тел. С ними не нужно было ничего из себя корчить, нам всем позволялось быть самими собой — это ли не свобода? Васяткиной большой и доброй души хватало на нас обеих — это ли не тихая радость осенней поры жизни?.. (Ой, сейчас стошнит… но как сказано-то, а?..)
Моя короткая любовь была оплакана по всем канонам — сорок дней я точила слезы, почти не переставая, лишь с перерывами на институтские занятия. Потом это как-то прошло, и Ирка принялась агитировать меня сделать свободный и решительный выбор в пользу Ростиславика. Мы с ней пару раз подискутировали на
Личная моя жизненная позиция — или по вышке, или никак — осталась неколебимой. А я осталась одна. Потихоньку все брошенные залетным принцем на произвол судьбы вещи я перестирала и сложила в кожаную сумку моей мечты, защелкнула на ней замок, сверху положила деловую кожаную папку с заточенным в нее телефоном образца 2002 года, спрятала все это в пустой дочкин шкаф и занялась йогой в облегченном варианте, для дамочек «за пятьдесят», дабы, за отсутствием секса, хоть чем-нибудь поддерживать мышцы своего устаревающего и расползающегося по сторонам организма в каком-никаком тонусе.
А вот и шашлыки подоспели! Радостный Васятка разложил по тоскующим тарелкам четыре клинка со шкварчащими, вполне гаргантюачьими порциями.
Только я с вожделением приникла к первому куску румяного ожерелья, зазвонил мой телефон…
Дальше не рекомендую читать тем, кто не верит в хеппи-энды и прочую дамскую хрень. Поэтому для них — конец фильма (звучит культовая грустная мелодия «Одинокий пастух» Джеймса Ласта).
4
Для всех остальных — часть четвертая.
На дисплее отобразилась надпись вполне в духе происходящего со мной в последние несколько месяцев: «Номер не определен».
— Да? — говорю я.
— Симона… — говорят мне, и мне не нужно ничего больше.
Если бы моя история была выдумкой, уж будьте спокойны, я придумала бы что-нибудь позанимательней! Например: звонок раздался в новогоднюю ночь. Ну, на худой конец, в рождественскую (надо сообразить, правда, 25 декабря?.. или все же 7 января?..). Или, скажем, в мой день рождения. Который, кстати, наступал через два дня после этого самого Дня шахтера, который мы шашлыками предваряли.
Но звонок раздался, когда раздался, и я услышала голос Олега.
Я сказала ему, что жду его на той же самой остановке автобуса, где… Ну, понятно.
Еще не успевший усугубить холодного пивка мой замечательный, мой верный, мой прекрасный друг Вася отвез меня на большак.
— А шашлыки?.. — лопотала вослед мне, невменяемой, Ирка.
Ира, дорогая, драгоценная моя подруга!.. Какие, блин, шашлыки!..
Васятку я выпнула с места предстоящих событий едва ли не ногой под зад.
— Тебя жена, между прочим, ждет! — аргументировала я.
Он послушался и даже не стал подглядывать из-за кустов. Его пыльный жигуль поплелся по пыльной дороге на закат августовского солнца.
Вот и все. Вот и все, девочки мои! Ну и мальчики — если кто остался с нами, девочками… Вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец.
Вы хотите сказать, что вам невероятно интересно, где он был и что делал?..
Ну какое это имеет значение!.. Главное, что он вернулся — живой и невредимый. Главное, что он не бросал и не забывал меня. Главное, что все только началось у нас после того, как я написала, что сказочке конец. Главное, что моя упрямая вера в чистоту и порядочность тех, кто показался тебе чистым и порядочным, вера в то, что «все люди добрые» — или, как минимум, те, кто показался тебе добрым, — неколебима и не поддается никаким тренингам продвинутых психологов от реалий жизни.