Лиловая подводная лодка
Шрифт:
Я отерла лицо — макияж не сильно пострадал. Когда я встретилась в зеркале с собственным отражением, мне стало одинаково и стыдно, и смешно. Посмеявшись и постыдившись, я вышла.
— Олег, — сказала я, не глядя на него. — Давай с самого начала и откровенно… — Я разглядывала глянец маникюра на среднем пальчике с поломанным ноготком. — О себе… Я женщина свободная. И в том числе от страхов, предрассудков и рефлексий. Мне много лет. У меня богатый жизненный опыт. У меня солидный духовный багаж. Поэтому, если я что-то делаю, на что-то иду,
— Я попросил у тебя прощения. Еще раз — прости. Я тоже свободный мужчина. От многого. Но, как видно, не от рефлексий, как ты это называешь. В данном случае я бы назвал это ответственностью. Понимаешь?.. Я пока не знаю, что меня ждет. Возможно, полное разорение. Это в лучшем случае. В худшем… — Он взял со стола, за которым сидел, надорванный конверт и сложенный лист и протянул мне.
Конверт был чистый, бумага тоже. Я посмотрела и то и другое на просвет — ничего.
— Что это значит?
— Это очень плохая весть, — сказал он.
— Что ты имеешь в виду?
— Это наш с женой условный сигнал. Мы договорились еще очень давно, когда дело свое начинали… Ну, знаешь, насмотрелись тогда и фильмов, и сводок, и процессов… Короче, если что, мы извещаем друг друга вот таким образом.
— Но о чем он должен сказать: получателю что-то грозит или отправителю?
— Хороший вопрос! — Он усмехнулся. — Если лист один, значит, отправителю, если два — обоим, если три, то получателю.
— Но он не по почте отправлен. Как же узнать дату?
— По большому счету, это уже не важно.
— Ну да… — дошло до меня.
— Не важно, но интересно, — сказал Олег. — Так вот. Наш ящик имеет такую конструкцию, что каждая опускаемая в него корреспонденция падает на предыдущую. Это… — Он сделал жест в сторону конверта и бумаги. — Это лежало между прошлой пятницей и нынешним понедельником. Она по… она умерла в воскресенье.
— А как вы предполагали доставлять сигнал?
— Тоже хороший вопрос! — Олег снова усмехнулся. — Если есть возможность, доставить самому, если нет — курьером.
— А где ваше… ну, ваше дело?..
— Где расположено наше производство?
— А у вас производство?..
— Да. У нас… Впрочем, не важно пока. Так вот, оно здесь, в пригороде. А это — один из офисов. В нем уже не было большой нужды, и мы его прикрыли пару месяцев назад. Все ключи только у меня. Главный офис там, откуда я еду. Моя жена оттуда родом, там же ее дядья и брат, которые участвовали в деле…
— И которые тебя обобрали?
— Да. Так вот, она оттуда порой неделями и месяцами не выезжала. Я с прошлой среды был на выставке в Москве и должен был вернуться только в нынешний четверг, она это знала. Тем не менее каким-то образом она привезла или переправила этот пакет сюда за день-два до гибели. А в воскресенье вечером позвонил ее брат и рассказал о произошедшем… Похороны были в среду. В четверг утром я
— А как она?..
— Якобы… повесилась. В подвале. В бойлерной. В нашем… в своем доме. Мы когда-то большой дом построили там, она в нем и жила последние года три. Там места красивые… очень красивые…
— Одна?
— Жила? Одна. Кто-то был у нее… но не слишком легально. У него семья…
— Так ты хочешь сказать?..
— Честно, я настолько туп в детективно-дедуктивном аспекте… Я ничего не могу сказать, потому что мне ничего не ясно, что касается ее гибели. Она была формальным директором. Брат младший — фактическим. Оба дядьки ее вроде снабженцев, но контролировали абсолютно все. Я был… что-то наподобие отдела договоров в одном лице: переговоры, контракты и всякая всячина представительская. Наши с ней проценты начали волновать родственников несколько лет тому назад. Они все пытались устроить перераспределение. Хотя пришли в уже раскрученное дело… На наши деньги раскрученное и нашими силами. Нам просто стало не хватать людей, решили, что свои лучше чужих. — Он достал сигареты и спросил меня: — Можно? — Я тоже закурила. — Когда мы с ней развелись, то договорились, что все остается по-прежнему. Я рассказывал тебе в общих чертах… Она не возражала. Ну а они, видимо…
— Неужели можно убить родную сестру и племянницу из-за денег? Нет… я знаю, можно и за бутылку водки убить… Но они-то не того уровня, я так понимаю?
— Она из странной семьи. Очень странной. Я ничего не знал о ней, когда мы познакомились. Меня смущало, конечно, что она с родителями не контачит: ни меня с ними не знакомила, ни на свадьбе их не было.
— Ну ты-то в дело родственников брал — видел же, что за люди.
— Видел. Хваткие мужики, сметливые, шустрые. Башка на месте. То, что нам в то время и нужно было. Крутились, живота не жалели. Потом, когда выплыли на ровное течение, приосанились…
— …Времени много свободного появилось. Осмотрелись они и призадумались…
— Да. Так и получилось.
— А следствие было?
— Вроде было. Все всем вроде бы очевидно. Она попивала… в последнее время особенно. Никто не сомневался в том, что это… суицид.
— А ты веришь?
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Но как же ты все это тогда оставил, если допускаешь убийство?
— Вот это — главный вопрос. Давай позже продолжим. У тебя есть выход в Интернет?
— Ай, все руки никак не дойдут модем купить… Дочь ругает…
— Я возьму модем и подключу тебя. Надо бы почту проверить, но… тут электричества нет. Кстати, офис этот — единственное, что на меня было оформлено из недвижимости.
— А они не будут тебя?..
— Это такие копейки по сравнению с тем, чем они завладели! Они, наверно, и не помнят о нем. Мы с женой им занимались — и выбирали, и покупали, и ремонтировали.
— Тут же две квартиры! Ну это ж не меньше чем… боюсь предполагать, я тупая в этих делах… тысяч сто?