Лиля
Шрифт:
— Я одного не понимаю, — заговорил через некоторое время мой провожатый.
— Чего? — полюбопытствовала я.
— Вы совсем не тревожитесь о судьбе тех деревьев, что погибли от вашего крика. Я ожидал истерики, заламывания рук, а вы об этом даже не вспоминаете.
Я изумленно уставилась на него. Суть претензий мне была неясна. Ну, да, не выдержали деревья моего напора, зато мы спаслись, что ему надо-то от меня? Дэсмил обернулся, подождал ответа, не дождался и отвернулся, вновь оглядев края оврага. Я попробовала что-нибудь вспомнить о дриадах, вспомнила только, что они должны
— Дэс, а почему Бланиан так не любит брата? — я снова нарушила молчание.
— Боится, — коротко ответил мой проводник.
— Поясни, — потребовала я. — Братан говорил, что они все время соперничают.
— И это тоже, — ответил Дэсмил, и я поняла, что он меня раздражает. Но он все-таки снизошел до полноценного ответа. — Они двойняшки.
— Да ну-у, — недоверчиво протянула я. — Вообще не похожи, разве что ростом и статью.
— Я же не сказал- близнецы, я сказал- двойняшки. Алексиан всего на несколько минут младше Бланиана. Младшему принцу все давалось быстрей и легче, чем старшему, и любили его всегда больше. Мне кажется, что Бланиан должен был обожать ломать игрушки младшему. Слышал, что король Аминаса, будучи еще ребенком, отравил любимую собаку брата. И женщины обращали внимание на младшего чаще, хотя и старшему вроде жаловаться не на что. Вообще, Бланиан не дурак, и как король вовсе не плох, страна при нем процветает.
— Ясно, — подвела я итог, — у взрослого мужика остался детский комплекс. Он и сейчас готов ломать игрушки брата, грустно.
Особенно грустно стать этой самой игрушкой, причем, я даже не рвусь в объятья Серебрякова, потому что бесит. Но попробуй объяснить это здоровому дядьке, живущему детскими обидами. Небось, еще и за трон опасается, родились-то вместе. Ну и черт с ними, пусть грызутся, а я домой хочу, к маме и папе. Хорошо хоть, что тело живое, значит родители переживают, но не оплакивают, а это уже з начительно лучше. Ладно, спасибо Алексу за мое живое тело, но это ничего не меняет, совершенно.
Тем временем мы начали подниматься. Дэсмил первый оказался наверху, показав жестом, чтобы я остановилась. Потом снова спустился, спешился и поманил меня. Я послушно нагнулась. Дэс подхватил кусок рыхлой земли и втер мне его в физиономию.
— Сдурел? — возмутилась я, растирая еще больше грязь.
— Зато уже не красавица, — хмыкнул мерзавец. — И молчите, ради всего святого, Лили. Иначе нам придется вас отбивать от алчущих любви прекрасной дамы возбужденных самцов.
— Ты-то не больно возбуждаешься от моего голоса, — проворчала я.
— Кто вам сказал? — Дэсмил хмуро посмотрел на меня.
— Как же с вами со всеми сложно, — вздохнула я и замолчала.
Мы поднялись наверх. Метрах в ста от оврага сидела на пне бабка,
Еще около часа мы добирались до обещанного провожатым селения. Мой желудок требовал немедленного вложения съестного запаса, настроение опустилось ниже плинтуса, взгляд уже прожег неслабую дыру в спине Дэсмила, а мой голос, которым я бубнила про него всякие гадости, брата Ханы уже явно раздражал, а не возбуждал.
— Едем, едем, а никакого селения, — ворчала я. — А стыда и совести у некоторых вообще не наблюдается. Что, Дэс, не дали вам при рождении стыд и совесть? Не дали. Я сейчас умру от голода, а вы даже не захватили тот узелок с кормом, который нам приготовила Хана. Тоже мне джентельмен. Жрали и то больше жрут, чем мы.
— Лили! — наконец, не выдержал Дэсмил. — Вы мой немой брат, может уже вживетесь в роль?
— Почему, говорю, не взяли приготовленный узелок? — не унималась я.
— Я не взял?! — возмутился мой провожатый. — Она его вам приготовила, а вы забыли.
— Меня можно понять, — не сдалась я. — У меня был стресс. Мне обещали крепость, троих детей и семь лет жизни, и то при лучшем раскладе, могло выйти и меньше. А вы шли спасать принцессу, должны были все предусмотреть.
— Я шел насолить своему венценосцу, про принцессу я узнал на месте. До сих пор себя спрашиваю, почему не развернулся и не ушел, — разозлился Дэс.
— Потому что любите геморрой, — хмыкнула я. Дэсмил злобно поглядел на меня, и я сверкнула белыми зубами. — А еще вы добрый, благородный и очень милый. Но еду могли бы и прихватить. Что, сложно что ли было?
Дэсмил резко остановился, развернулся ко мне, сжимая кулак. Я сглотнула и радостно провозгласила:
— О, вот и селение. Все, молчу-молчу, — и застегнула на губах воображаемую молнию.
Дэсмил тихо порычал, потом вздохнул, и мы поехали в то самое селение, которое можно было назвать малюсеньким городком. Первым делом мы нашли таверну. На ее вывеске толстомордый мужик держал на блюде уродливую рыбу. Руки бы обломать тому маляру, который возомнил себя художником. В таверне почти никого не было, оно и понятно, все порядочные люди сейчас работали, только мы с Дэсом по дорогам шлялись. Хозяин таверны сам принял наш заказ, а вот принесла его сочная бабенка, откровенно строившая глазки Дэсмилу. Понять я ее могу, Дэс оказался очень даже симпатичным молодым человеком, при дневном свете я его, наконец, разглядела по нормальному. Дэс подмигнул ей и шлепнул по волнующему заду, бабенка повернулась не менее волнующим передом и одарила моего провожатого кокетливой улыбочкой. Я еле удержалась от ехидного замечания, вовремя вспомнила, что я немой брат. Бабенка покрутилась возле нашего стола и села напротив Дэсмила.