Лиля
Шрифт:
— Далеко ли едите? — спросила она низким, но приятным голосом.
— В Варидан, — ответил Дэс. — Везу братишку к нашей тетке.
— Что-то он странный у вас какой-то, — покосилась на меня бабенка. — Чумазый весь.
— Дурачок он, — вздохнул мой провожатый, и я чуть не подавилась.
— Глухо-немой дурачок, — с нажимом повторил Дэс, лишив меня возможности даже погримасничать. — Намучился я с ним, — тяжело вздохнул брат Ханы. — Вы себе не представляете, красавица, как тяжело одному растить убогонького. Вот, отвезу его к тетушке, так хоть смогу и своей жизнью заняться, а то ведь на женщин совсем времени не остается… — и жалобно взглянул на… грудь бабенки.
— Ох, бедный, — вздохнула она и утерла одинокую слезу. — А пойдемте, я вам кое-что в дорогу соберу.
— Даже не знаю, — начал ломаться «сердобольный замученный братишка». — У меня ведь брат…
— Да куда он, болезный, отсюда денется? За ним хозяин приглядит, — отмахнулась бабенка.
Дэс встал, отошел от стола, потом вернулся и заорал, глядя мне в глаза:
— Я сейчас приду, посиди немного, понимаешь? — мстил гад, как пить дать, мстил за мои издевательства над его психикой.
— Гы-ы, — прогудела я.
Дэсмил исчез, а я осталась поглощать свой завтрак и обед сразу, ухмыляясь про себя. Актеришка несчастный. Ладно, пусть оторвется мужик, понимаю. Все-таки мои танцы его не слабо напрягли… Лучше бабенка, чем я. Пока я занималась рассуждениями и насыщением собственного организма, двери открылись, и в таверну вошли пятеро мужчин. Они уселись за дальним от меня столиком и потребовали вина. Я невольно начала прислушиваться к их разговору.
— Куда она могла деться? — говорил первый. — Вроде уже все прочесали, как в воду канула.
— Помогает ей кто-то, — вставил второй, — одна бы далеко не ушла.
— Ночью баньши орала, — задумчиво произнес третиЙ.
— Откуда у нас баньши? — спросил первый. — Последняя была прабабкой нашего короля. Остальные ушли.
— Вот-вот, — так же задумчиво проговорил третий.
— Эй, любезный, — крикнул четвертый, — кто-нибудь подозрительный тут у вас не появлялся?
Я даже жевать перестала. Хозяин молчал некоторое время. Жаль, что я сидела спиной и не видела его лица, приходилось только слушать.
— Откуда у нас тут подозрительные, — наконец, ответил хозяин. — За все утро только один молодой господин с братом заезжал. Да, вон, брат е воный сидит. Убогий он. Глухой, да немой.
— Глухо-немой, говоришь? — подал голос пятый. — А спина напряжена, явно прислушивается. Эй, парень, — крикнул он, и я вжала голову в плечи, ругая на чем стоит Дэсмила и его расшалившееся либидо. — Парень, ты меня слышишь, я вижу.
Я нервно сглотнула, прислушиваясь к звуку отодвигаемого стула. Потом раздались шаги, которые явно приближались ко мне. Я до боли сжала кулаки, стараясь не вскрикнуть и не сорваться с места. Про себя я сейчас твердила только одно имя, а тот, кого я поминала, в данный момент думал вовсе не головой. Правильно, я призывала Дэсмила.
Мужчина обошел стол, сел напротив меня и уставился тяжелым взглядом. Я узнала одного из людей Бланиана. Значит, они меня смешанной командой ищут.
— Сними капюшон, грязнуля, — сказал он.
— Гы-ы, — отозвалась я, стараясь держать марку дурачка.
— Лилиан, — очень тихо произнес мужчина, — ваши красивые глазки ни одна грязь не спрячет. Попалась, принцессочка. А хочешь, я тебя спасу?
Я перестала изображать неадекват и подняла на него свои красивые глазки. Мужчина удовлетворенно хмыкнул. Послышался звук еще одного отодвигаемого стула, и он тут же вскинул голову:
— Самый настоящий дурак, отвратительное зрелище, — крикнул он. — Я его сейчас выведу, чтобы аппетит не портил.
— Господин, но его брат… — попробовал протестовать хозяин таверны и сразу замолчал под взглядом аминасца.
Меня грубо подняли и чуть ли не пинком погнали на выход. Как только мы оказались за пределами видимости и слышимости остальных, аминасец затащил меня за угол таверны, прижал к стене и вперил голодный взгляд.
— Я тебя спрячу, маленькая принцесса, — задушевно начал он, параллельно шаря под моим плащом рукой. — Если вздумаешь рыпаться, позову остальных. Ты ведь не хочешь к своему жениху? — я помотала головой, лихорадочно раздумывая, что же мне делать. — Вот и хорошо, малышка. Тебе со мной будет хорошо, обещаю, что не обижу.
Он наклонился ко мне, намереваясь поцеловать. Я зажмурилась, ожидая неизбежного прикосновения, но вдруг раздался звук глухого удара. Аминасец хэкнул и мешком повалился к моим ногам. Я открыла глаза и увидела ту самую бабку, сжимающую в руках толстую палку. Она молча вцепилась мне в руку и потащила за собой.
— Куда вы меня тащите? — возмутилась я, попытавшись вырваться.
— Молчи, дура, — ответила старуха, и я обиделась. — Хочешь внимание привлечь? Пошли.
— Куда? — я была уже на грани истерики.
Старуха повернулась и посмотрела мне в глаза. Я завороженно уставилась в темную глубину ее зрачков, которые чуть пульсировали. Бабка погладила меня по лицу, потом произнесла очень тихо:
— Повинуйся.
С этого момента я ничего не помню.
Глава 17
Пахло сушеными травами. Полынь, зверобой, чертополох… Обоняние само разделило знакомый запах на составляющие. Еще пахло дымом, старым деревом и чем-то вкусным. Я пошевелилась и с удивлением обнаружила, что связана по рукам и ногам. Пошевелилась еще раз, точно, связана. Я попробовала вспомнить, когда же случилось это эпохальное событие, не вспомнилось ничего. Я огляделась, пытаясь хотя бы опознать место своего пленения. Это был деревянный домик, маленькая такая избушка. Под потолком были развешаны пучки трав, запах которых я и почувствовала. В противоположном углу горел очаг, в котором висел котелок с бурлящим варевом. Сама я сидела на жесткой узкой лежанке, покрытой шкурами. Посреди избушки стоял грубо сколоченный стол и два таких же грубых стула.
Раздался скрип, и открылась дверь. Я живо повернулась к входящей женщине и опознала все ту же старуху. Она взглянула на меня и сокрушенно покачала головой:
— Слабеют чары, слабеют. Уже очухалась.
— Вы кто? — спросила я.
— Ведьма, не видно что ли? — она пожала плечами и прошла к котелку, помешав варево. Потом взяла тряпку и сняла котелок с крюка. — Сейчас есть будем, — сообщила она.
Я обрадовано кивнула. Не кормить же она меня собирается, значит, развяжет. Старуха достала две миски, налив в них кипящую похлебку. Потом подошла ко мне и, обнаружив немалую силу, подняла на руки и перенесла к столу. Она освободила одну руку, умудрившись оставить вторую привязанной к телу. Я расстроилась.