ЛИМОН

Мотодзиро Кадзии

— Почему? — переспросил он, сделав вид, что не понял, хотя и прекрасно знал ответ. А потом сам рассмеялся. Ну, а смеяться и брести позади всех было уже совсем некрасиво.

— Давай, давай. Ну и противный мальчишка. Да, Нобу-тян?

Нобуко, смеясь, кивнула.

В цирковом шатре, как и следовало ожидать, было жарко и душно.

Пожилая женщина, волосы которой были убраны в прическу «бабочка», [36] небрежно расстелила перед ними несколько подушек. Они сели в самом конце зала, слева — Такаси, посередине — сестра, справа — Нобуко, а за ней муж

сестры. Был антракт, зал на первом этаже наполнился больше чем наполовину.

36

Традиционная причёска японской женщины.

Та же женщина принесла поднос с сигаретами. Угли теплились, было невыносимо жарко, но она словно не замечала этого. Женщина медлила, словно чего-то выжидала. Что ни говори, выражение лица у неё было хитрым, а глаза сверлили насквозь. Она взглядом показывала на жаровню, затем отводила его в сторону, тайком наблюдая за мужем сестры. Раскрыв её уловку, Такаси нерешительно достал из рукава [37] кошелек с монетами, однако подобная наглость его рассердила.

А муж сестры был спокоен, словно бы ничего и не происходило.

37

Широкие рукава кимоно японцы часто использовали как карманы.

— Не угодно ли вам «хибати», [38] — настаивала она на своём и, суетливо потирая руки, отводила глаза в сторону. В конце концов появилась монета, и женщина ушла.

Поднялся занавес.

Какой-то темнокожий иностранец лениво расставлял на сцене реквизит, время от времени окидывая публику внимательным взглядом. Начало казалось вялым и неинтересным. Когда с реквизитом было покончено, на сцене появился индус со странным именем, одетый в причудливый фрак. Он заговорил на каком-то непонятном языке. Он брызгал слюной так, что она свисала по обеим сторонам его бледных губ.

38

Жаровня, служащая средством отопления в японском доме.

— Что он сказал? — спросила его сестра. Услышав это, зритель, сидевший рядом, тоже посмотрел на него. Такаси не знал, что ответить.

Спустившись в зал, индус оглядел публику. Затем потянул за руку одного мужчину. Тот смущенно засмеялся. Наконец фокусник вытащил его на сцену.

Зачёсанные наперед волосы, накрахмаленное юката [39] и чёрные таби, [40] несмотря на такую жару. Он неловко переминался с ноги на ногу. А затем помощник принёс стул и усадил зрителя.

39

Лёгкое летнее кимоно.

40

Носки из плотной ткани.

Индус оказался коварным шутником.

Предложив пожать руки,

индус протянул руку вперёд. Долю секунды мужчина колебался, а затем решительно протянул руку навстречу. Однако индус отдёрнул свою руку, повернулся к зрителям, язвительно передразнил жест этого мужчины, а потом втянул голову в плечи и захихикал. Это была злая пародия. Мужчина посмотрел на индуса, посмотрел на своё место в зале и растерянно улыбнулся. Видимо, эта улыбка кому-то предназначалась. Может, в зале сидел его ребёнок, или жена? Всё это уж чересчур, — подумал Такаси.

После проказы с рукопожатием издёвки индуса стали более злыми. А зрители каждый раз смеялись. Наконец начались фокусы.

Фокус с верёвкой, которую разрезали пополам, а затем она оказывалась целой. Фокус с позолоченной вазой, в которую можно было налить сколько угодно воды. На стеклянном столике оставалось всё меньше и меньше предметов реквизита для этих незатейливых фокусов. Наконец на столике осталось лишь яблоко. Фокус заключался в том, чтобы достать изо рта огрызок съеденного яблока вместе с пламенем огня. Фокусник попросил мужчину съесть яблоко. Мужчина съел яблоко без остатка, и это опять вызвало в зале смех.

Каждый раз, когда Такаси слышал язвительный смех индуса, он недоумевал: почему тот мужчина ничего не предпринимает. Даже Такаси чувствовал себя довольно неловко.

И вдруг он вспомнил огни фейерверка.

— Интересно, — подумал он, — запускают ли фейерверк до сих пор?

Над далеким городом взлетают огни, они ярко загораются, словно медуза-звезда, а затем потухают над равниной, погруженной в сумерки. Панорама моря, облаков и равнины была такой красивой.

— Цветок?

— Флора.

Вместо того чтобы сказать «Flower».

Он подумал, что те мальчишки и вид окрестностей были самыми лучшими фокусами, которые никакому фокуснику не под силу.

Эти мысли постепенно прогнали дурное настроение. Подобное часто случалось с ним. Когда он наблюдал за чем-нибудь неприятным без эмоций, через некоторое время оно начиналось казаться даже забавным. — Вот такое рождалось чувство.

Он решил, что нелепо сердиться на балаганные шутки.

А на сцене, точно так же, как и на афише, индус изо рта выдувал огонь. И в этом была даже какая-то странная красота.

Наконец фокусы закончились, занавес опустился.

— Да, было интересно, — прошептала вдруг Кацуко, но как-то неискренне. Это прозвучало занятно, и все рассмеялись.

Полет красавицы.

Силачи.

Оперетта. Веселье в Асакуса.

Распиливание красавицы пополам.

Программа была длинной, и они поздно вернулись домой.

3. Болезнь

Сестра заболела. Ныло в боку, поднялась высокая температура. Такаси опасался брюшного тифа. Муж, сидевший у постели больной, сказал:

— Давай вызовем врача.

— Да нет, не нужно. Может, это просто глисты, — а затем добавила слабым голосом, словно говорила не с Такаси и не с мужем, а сама с собой.

— Вчера было так жарко, я шла домой пешком, но совсем не вспотела.

Накануне днём Такаси и Кацуко, увидев, как кто-то, пошатываясь, бредет в сторону их дома, шутя и дурачась, высунулись из окна.

— Кацуко, кто это там?

— А, это мама. Мама.

— Не придумывай. Какая-то чужая женщина. Иди, посмотри. Она не должна войти в дом.