Шрифт:
– Люба, просыпайся, милая, - в тревоге разбудил супругу Константин Петрович.
– Что случилось? – приоткрыв сонные глаза, спросила Любовь Васильевна своего мужа.
– Шумно в городе. Слышишь, неспокойно. По улицам толпа идет, стекается к площади. Что-то будет. Кажется, жизнь наша скоро покатится в преисподнюю.
– Что ты такое говоришь, Костя? – со слезами на глазах ответила Любовь Васильевна. –
– Любонька, революции не избежать. Слышала, что говорят? Требуют отречения царя, так как не осталось у него воли управлять государством. Надоело народу вшей в окопах кормить. Требуют новой жизни. Учредительное собрание готово взять на себя ответственность в управлении государством.
– И что же нам делать, если все сложится наихудшим для нас способом? – в тревоге спросила Люба.
– Я думаю так, - ответил Константин Петрович, приобняв супругу, чтобы вселить в нее уверенность в правоте своих слов.
– Уезжать надо из России. Переждать смутное время.
– Что ты говоришь такое, Костя? Как – уехать? Оставить родину? Бросить все и бежать, как крысы с тонущего корабля? Нет, невозможно об этом даже думать! А как же Агафья? – почти выкрикнула Любовь Васильевна.
– При чем здесь твоя сестра? Она теперь под защитой мужа. Ему легче – Сергей имеет неплохую должность на Путиловском заводе, платят ему хорошее жалование, проживут они и без нас. Я не жалуюсь. И у нас есть средства на черный день, но совершенно не остается времени. Долго я думал над сложившейся ситуацией. Учредительное собрание ситуацию не спасет, а если мужик возьмет топор и вилы, нам, бывшим хозяевам жизни, на русской земле делать нечего, Люба. Брат пойдет на брата. Кровь прольется великая. Ты должна понять мое беспокойство за нашу судьбу. В Европе будет спокойнее. Переждём, вернуться никогда не поздно. Надо ехать, Любушка.
– Нет, Константин Петрович, никуда я с тобой не поеду, - заупрямилась Любовь Васильевна.
– Я не смогу наслаждаться жизнью, ничего не зная об Агафье.
– Глупая, - продолжал уговаривать Константин Петрович, - будешь письма писать. А хочешь, давай предложим Агафье с Сергеем уехать с нами. Денег должно хватить на первое время, а там пристроимся, сведём знакомства. Вот увидишь, понравится тебе в Европе.
– Я там буду чужой, Костя, - прошептала Любовь Васильевна, и слеза отчаяния скатилась по щеке. – И Сергей Андреевич не оставит свою мать., - продолжила увещевать Любовь Васильевна своего супруга.
– Нелепо вот так все бросить и уехать.
– Ну, как знаешь, - обиделся Константин Петрович, - то ли еще будет, попомни мои слова. Выгляни в окно: все улицы запружены людьми. Неужели ты веришь, что эту толпу можно вывести в мирное русло. Народ зачерствел душой, кровью желает обагрить руки, разрушить устой, чтобы начать свою вакханалию. Любонька, ты очень мне дорога. Но также дорога каждая минута. Промедление смерти подобно. Уехали бы из Петрограда в Крым, а оттуда совершили бы морское путешествие по Черному морю. Мы по-настоящему и жить-то не начинали. Вспомни, всегда на тебе были заботы и обязанности по воспитанию Агафьи. За столько-то лет выпал нам шанс обмануть судьбу, уехать во Францию, подальше от мерзости и словоблудия.
– Я все понимаю, но и ты, Костя, постарайся понять меня. А если Агафья понесёт? Кто будет с ней в ее заботах? Нет, хоть убей, не могу думать об отъезде. Я останусь. А ты, если хочешь, можешь двигаться, куда угодно. Но знай, что стопы рано или поздно все равно приведут тебя к родной земле. Но будет уже поздно.
– Люба, я думал, что ты у меня как нитка за иголкой: пойдешь за мной беспрекословно, а тут – бунт? Неприятно, не ожидал, но ты одумаешься. Время пока еще есть.
Константин Петрович с удручающим видом удалился из спальни, оставив супругу размышлять над сказанным.
От этого можно было сойти с ума. Любовь Васильевна, обхватив голову руками, стала раскачиваться из стороны в сторону. Многие годы совместной жизни они с супругом жили душа в душу, всегда были неразлучны, Люба, как послушная жена, тянула свою судьбу по дорогам, которые выбирал Константин. И что же теперь? Бросить всё и всех? Нет, она решительно никуда не поедет, даже если придется еще раз обидеть супруга отказом. Люба понимала, что от себя-то убежать не просто. И вообще, надо было поговорить с самым родным человеком – со своей Агафьюшкой. Что она-то посоветует?