Линия Крови
Шрифт:
Мертвая, похожая на прелый пергамент бело-серая кожа в тех местах, куда попали капли святой воды, разъедена, будто кислотой. Под ней черная, все еще слегка дымящаяся, трухлявая плоть. Вообще лицо вурдалака можно было бы назвать мертвой маской, если бы не глаза. О, эти глаза! Жанна потом очень, очень долго не могла забыть страшных ненависти, злобы и боли, что излучались, выплескивались из этих огромных, темных, напрочь лишенных белков глазищ.
Взгляды девушки и убийцы ее возлюбленного на мгновенье встретились. Жанна сразу же с силой надавила, навалилась всем телом на нацеленный в черное
Молоток не понадобился – осиновый кол пронзил мертвую плоть легко, с тихим хрустом. Фонтаном хлынула черная кровь. Густо повалил - от соприкосновения святой воды и прОклятой плоти - дым. Заверещал, забился в агонии Черный граф. Тело его, только что длинное, вытянутое, на глазах стало съеживаться. Минута, и труп скукожился, ссохся. Мумифицировался. Утонул в ставшем слишком большим теперь плаще. Один сапог с глухим стуком упал на пол. Жанна продолжала, стиснув зубы, давить на кол изо всех сил. Острие его давно уперлось в стену.
До тех пор, пока прОклятое существо сохраняло малую толику живости, его удерживала на весу чудесная, сверхъестественная сила. Теперь же труп всей тяжестью повис на колу. Жанна напряглась, но острие, съезжая, скользнуло по крашеным доскам. Слух царапнул противный скрежет. И тут девушка поняла, что вокруг установилась ТИШИНА.
Жанна ослабила давление на кол. То, что несколько минут назад было Черным графом, медленно съехало по стене. Девушка выпустила палку из рук и обернулась к Иллариону. Священник стоял белый, как полотно. Дышал тяжело, словно только что пробежал марш-бросок. На лбу и висках Иллариона обильно выступил пот. Жанна и сама выглядела не лучше, разве что дышала менее сипло.
Сияние креста ослабло, начало медленно угасать. Исходящий от него свет постепенно сравнялся по силе с тем, что давал валяющийся под ногами фонарь. Потом фонарю уступил. И, наконец, электрический прибор остался в подвале единственным источником света.
Жанна подошла к фонарю, подняла его. Направила луч на останки вампира. Не меньше минуты она и священник смотрели на них молча. Потом девушка проговорила:
– Ну. И чего с ним будем делать дальше?
– Не знаю… Пойдем подышим, а потом вытащим его на улицу, - предложил священник.
– Давай, - согласилась Жанна.
Когда они выбрались из подвала, тумана на улице уже не было. В высоком безбрежном лазурном небе ослепительно сияло майское солнце. Илларион и Жанна зажмурились, привыкая к яркому свету. Поднявшись во двор, долго стояли, вдыхали свежий воздух полной грудью. Ветви деревьев шевелил легкий ветерок. Он принес с собой легкий запах цветов, но во рту у Жанны по-прежнему стоял привкус ни с чем не сравнимой, отвратительной вони вурдалака. Девушка посмотрела на священника и сказала:
– Давай уже покончим со всем этим.
Илларион молча кивнул.
Они снова спустились в теперь уже не опасный подвал. Вытащили плащ с жутким содержимым наверх. Илларион поднял плащ за воротник. Ссохшийся, скукоженый труп вампира выпал. Едва на него попал солнечный свет, он вспыхнул. Вспыхнул так ярко, что было больно смотреть. От пламени исходил ощутимый жар. Жанна попятилась. Священник бросил плащ в огонь и тоже сделал шаг назад. Девушка вытащила сигареты,
– Может зря? Может, следовало его в поликлинику сдать? Для опытов. В смысле: сохранить для науки.
Илларион уставился на нее округлившимися глазами. Что ответить он нашелся не сразу. Несколько секунд хлопал глазами, потом горячо воскликнул:
– Ты что?! Это же очень опасно! Если и можно было с этим… с этими… э-э… останками что-то делать, то только в рамках церковных канонов…
– А как же наука? – перебила Жанна.
Илларион вновь замолк, задумался.
– Ладно, не бери в голову, - Жанна швырнула окурок на горстку пепла. – Я пошутила.
Небывалый туман, уже объявленный областными синоптиками самым сильным за последние сто лет, сгинул. Уже на следующий день, в субботу, возобновилось движение через Волгу пароходиков и парома. А в воскресенье Жанна уезжала домой. На пристань проводить ее пришли бабушка Маша и Илларион. Воскресный денек был солнечным и теплым. Жанна была в той одежде, в которой приехала сюда из Вознесенска – короткая кожаная куртка, кожаная же юбка до колен и высокие сапоги на сплошной подошве. Та же, что неделю назад, была и прическа. Но выражение лишенного косметики лица и особенно взгляд девушки были совсем иными. Жанна за неделю не постарела конечно, нет. Она повзрослела.
Бабушка, несмотря на тепло, вышла на улицу в застегнутом на все пуговицы демисезонном пальто. Голову ее укрывал платок. Илларион же, как и всегда, был в своем неизменном облачении – черной рясе и такой же скуфье. На плече священника висела Жаннина большая зеленая спортивная сумка, с которой она приехала из Вознесенска.
Людей на пристани было мало. Мария Михайловна, Илларион и Жанна стояли втроем у невысокой ограды причала и смотрели на раскинувшийся перед ними простор. Величаво несла свои воды к Каспийскому морю древняя русская река. Так же чинно ползла по ее спине, в противоположную течению сторону, длинная сухогрузная баржа. По всей длине сухогруза высились большие бледно-желтые кучи. Что это было, удобрения или просто какие-то камни, с расстояния люди различить не могли. Да никто и не старался. Высоко над головами медленно плыли в ту же сторону, что и вода, белоснежные, невесомые облака. Теплый ветерок ласкал лица. Воздух был напоен влагой и свободой. Слух баюкал тихий плеск волн. Даже пронзительные крики чаек не нарушали гармонии, а дополняли ее. Окружающая идиллия заставила Жанну почувствовать потерю любимого особенно остро. На глазах девушки выступили и остались тихо подрагивать слезы.
– Ну, вот и отчалил вроде бы пароходик, - проговорила, всматриваясь в даль, бабушка Маша.
Жанна посмотрела в сторону речного вокзала на противоположном берегу. Белый кораблик, издалека кажущийся игрушечным, отделился от пристани и развернулся к ним носом.
– Вы так далеко видите? – удивился Илларион.
– Это что-о, - протянула Мария Михайловна. – Вот когда я молодая была, вот где зрение-то было. Я ж в Великую Отечественную наблюдателем служила. В зенитном полку.
– А мама говорила, что ты лично сбила четыре немецких самолета, - вспомнила Жанна.