Линия огня

Я вам честно признаюсь, ребята: когда в тебя с сорока шагов целится из пистолета твой ближайший друг, которому ты не раз и не два спасал жизнь в Зоне, с которым ты плечом к плечу неоднократно отстреливался от военных сталкеров и мародеров, с которым ты всегда делился последней банкой тушенки и совместно с которым у тебя выпита не одна цистерна горюче-смазочных материалов в баре «Шти», – то удовольствие значительно ниже среднего.

Предельно паскудно это, если кто еще не понял.

Как сказал в похожей ситуации страус из одного мультика, в таком дурацком положении я не оказывался даже в Канаде.

– Не дергайся, Хемуль, – сосредоточенно произнес Патогеныч, сжимая рукоять пистолета

Я судорожно облизал губы. Еще и еще раз измерил взглядом разделявшее нас расстояние. Черт. Черт.

– Ладно, брат, – проговорил я, стараясь, чтобы мой голос звучал сухо и независимо. Не уверен, что это у меня получилось, но я, по крайней мере, попробовал. – Решил стрелять, так стреляй, нечего разговоры разводить. Не в Верховной раде.

– Хемуль, ты меня не учи детей делать, – угрюмо хмыкнул Патогеныч.

Черное жерло пистолетного дула гипнотизировало меня, не давало отвести взгляд. Наверное, я смотрел на него, как кролик на удава. Поймав себя на этом, я усилием воли скосил глаза, скользнув взглядом мимо Патогеныча, замершего в воротах полуразрушенной фермы. Краем глаза зацепил видневшийся через пролом в стене лес вдали, полуразрушенный железный шлагбаум, насмерть проржавевшие останки древнего «ЗИЛа», который когда-то был припаркован на хоздворе, да так навсегда там и остался, закрутившиеся огромной пенной спиралью причудливые облака в пронзительно-синем небе. Подсознательно каждую секунду ожидая выстрела, придирчиво оглядел серые стены помещения. Все, что находилось внутри, было либо серым, либо черным, либо паутиной. Всеобщая разруха, мерзость запустения. Войдя в этот чертов коровник, я еще от входа заметил на стене плотоядный гриб-невидимку, вздувшийся уродливым наростом посреди неряшливых сырых пятен на потемневшей от старости штукатурке, но потом меня отвлекли начавшиеся крутые неприятности, и я теперь никак не мог вспомнить, где именно он сидит: поганое хищное растение идеально сливалось с окружавшей его серостью, чернотой и паутиной. Впрочем, какое мне теперь до него дело, если секундомер моей жизни, похоже, отсчитывает последние сладостные мгновения? Какими все-таки пустяками всегда забита голова в моменты смертельной опасности…

Не верьте тем книжным романтикам, которые утверждают, что за миг до смерти перед глазами человека проходит вся его жизнь. Чепуха, авторитетно заявляю как эксперт в данном деле. В этот момент в совершенно пустой голове болтаются только пара одиноких мыслей про спрятавшийся гриб-невидимку и обожженное жгучим пухом плечо, а также дурацкое мимолетное сожаление по поводу того, что куча денег за драгоценный артефакт, из-за которого ты сейчас почти наверняка останешься лежать здесь с простреленной башкой, благополучно промарширует мимо тебя. Да еще истерично мерцающее на краю сознания, как зеленый человечек на светофоре: «Нечестно! Нечестно!» Всякие умники-новички наивно полагают, что настоящий крутой сталкер должен думать исключительно мужественным матом, особенно в критических ситуациях, а слово «нечестно» годится разве что для детского сада или подростковых повестей; ступайте к дьяволу, умники. Почему-то все окрестные земли усеяны вашими костями, а не моими.

Впрочем, какая разница, если конец все равно один. Топтал я Зону во много раз дольше вас, умники, а что толку?

Я устало закрыл глаза, не в силах больше видеть многолетние пыль и паутину вокруг. Выстрела все еще не было. Неправильно это, когда последнее, что видишь перед смертью, – пыль и паутина. Есть в этом какая-то высшая подлость.

Как только зрение перестало передавать в мозг свои восемьдесят процентов информации, сразу обострились все остальные чувства. Иногда я пользовался этим приемом, когда не мог понять, что именно тревожит меня на маршруте, почему я никак не могу сделать следующий шаг по тропе, хотя глаза не различают ни малейшей опасности. Часто это срабатывало, и я быстро обнаруживал источник тревоги.

На грани слышимости тут же обозначился далекий гул винтов – патрульный вертолет миротворцев барражирует над Свалкой. Едва ли он направится в нашу сторону, тут же автоматически щелкнул аналитический центр в моей голове: закладывает вираж над Собачьей деревней в сторону Периметра. Тянет пронзительно-горелым и чем-то кислым от трупа псевдоплоти, валяющегося в соседнем стойле. Ребристая поверхность головки болта в пальцах. Зачем мне теперь болт? Ладно, пусть будет. Умереть с болтом в руках – мечта любого сталкера! Прекрасная героическая фраза, по уровню идиотизма вполне заслуживающая быть вставленной в мультик про страуса. Тяжелое прерывистое дыхание Патогеныча, отчетливо доносящееся даже с такого расстояния. Неплохо бы ему наконец бросить курить, не то рак легких в ближайшие несколько лет сведет его в могилу. А ведь не так-то просто выстрелить в своего старого боевого товарища. Ломает, брат, правда? Выстрела все еще не было. Интересно, я успею услышать выстрел или умру быстрее, чем его грохот догонит убежавшую вперед пулю?..

И еще тонкий отвратительный звук в окружившем меня непроглядном мраке – прямо передо мной. Едва уловимый, на грани слышимости, перекрываемый даже шепотом травы под порывами ленивого ветра, но от этого не менее зловещий и неприятный – словно кто-то снова и снова ударяет смычком по обратной стороне двуручной пилы, и ее изгибающееся полотно тонко вибрирует, плачет и поет неестественным голосом, захлебываясь и всхлипывая, словно неземное существо с четырьмя пулевыми ранениями в груди.

Решив все-таки, что дожидаться выстрела с закрытыми глазами неконструктивно, я снова уставился точно в дуло «беретты». Привет, родная.

А начинался этот поганый день совсем неплохо. Заночевав в баре «Сталкер», мы с Патогенычем рано утром вдвоем выдвинулись на Милитари. Солнце пекло как бешеное, даже не верилось, что уже глубокая осень. Впрочем, в Зоне всегда глубокая осень, даже поздней весной. Последний выброс был давно, так что до Милитари у нашего клана уже имелась более или менее провешенная тропа – не то чтобы совершенно безопасная, но, по крайней мере, минимально обозначенная на местности. Другой вопрос, что дальше, на севере уровня, куда мы сейчас направлялись, аномалии всегда стояли стеной, и даже самые матерые ветераны предпочитали не забираться сюда поодиночке или в паре. На Милитари часто родятся хорошие артефакты, но такой риск все равно не оправдан. Для вылазки требуется пять-шесть минимально обученных отмычек, на всякий случай. Для собственного спокойствия. И опытный помощник ведущего. Опять же и от мародеров с кабанами чтобы можно было без особого труда отбиться, если что.

Однако когда несешь в контейнере жутко дорогой артефакт, а вокруг тебя пять-шесть непредсказуемых стволов, ситуация выходит довольно двусмысленная. Да и хабар приходится потом делить на всех, если ведешь с собой полдюжины отмычек. Не сказать, чтобы мы с Патогенычем по жизни были патологически жадными, но, когда он плюхнулся рядом со мной на высокий табурет бара «Шти» и выложил на стойку распечатку битого файла с ПДА одного погибшего бродяги, труп которого обнаружил неподалеку от брошенной военной базы, я сразу понял, что отмычки нам в этом деле ни к чему.

Судя по всему, сталкер из клана «Чистое небо» ходил на Милитари один. Иначе было бы непонятно, почему напарники бросили его тело в Зоне прикованным жадинкой к бетонной плите, со всем оружием и снаряжением, а также столь ценной информацией. За его портативный компьютер Патогеныч, кстати, получил некоторые деньги от системного гения Че; тот наверняка огреб вдвое больше, продав его «Чистому небу», но это уже не наш бизнес. Вот только предварительно мой коллега пошарил в ПДА покойника и скачал себе всю любопытную информацию, которая нашлась в электронной памяти. А один битый файл из корзины и вовсе затер – так, на всякий случай.