Линия перемены дат
Шрифт:
Совсем в стороне, за высоким забором из массивных железных прутьев, утыканных изнутри шипами, беспокойно ходил зверь.
— Дикарь, — представил директор. — Пойман два месяца назад в зарослях горы Сподвижника. Этот обитает севернее интересующего вас района. Длина 2 метра, вес 320 килограммов.
Точно поняв слова директора, медведь обернулся к людям и угрожающе оскалил длинные клыки. Он был великолепен. Массивное, плоское в бедрах тело, выпуклая могучая грудь и тяжелые лапы были покрыты грязно-желтой густой и длинной шерстью. Удлиненная морда,-сильные челюсти, широкие круглые ступни и маленькие прижатые к черепу уши ясно показывали: общими предками «дикаря» были полярные медведи и неуклюжие таежные великаны.
Горин швырнул через изгородь банку консервов. Удивительно ловко медведь прянул на нее и на лету схватил зубами. Банка сразу оказалась смятой. Зверь лег, придерживая банку черными тупыми когтями передних лап, и легко, точно клочок бумаги, оторвал широкую ленту жести. Развернул поврежденную банку и мгновенно проглотил содержимое. Облизываясь, выжидательно уставился на людей.
— Каков гурман? — довольно засмеялся директор. — Будто всю жизнь воспитывался на консервах. Это — неразгаданное еще нами чутье. — Бросив хозяину сопок еще одну банку, люди отошли.
Директор остановился около просторного вольера, в котором, держась поодиночке, бродили и лежали коротколапые звери размером с собаку, с пышными, опущенными вниз хвостами. Среди буро-коричневой длинной шерсти у них на боках от основания хвоста к голове протягивались широкие желтые полосы. Небольшие остроносые морды зверей все время беспокойно поворачивались в разные стороны. При встречах они взъерошивались, выгибали спины, злобно скалили зубы и, настороженно ворча, обходили друг друга. Над вольером стоял тяжелый гнилостный запах.
— Бич здешних лесов. Самые вредоносные твари Дальнего Востока — росомахи, — сообщил директор. — Не исключена возможность: это они.
Он бросил банку консервов в вольер. Росомахи кинулись на нее, разом сцепившись в клубок. Рычание, хриплый лай, жалобный вой и щенячий визг… Банкой завладел крупный зверек. На него налетел другой и отскочил, разбрызгивая с растерзанной морды капли крови по траве. Атаки других пока тоже были безуспешны, но звери не оставляли победителя.
— Так и будут драться, пока не нажрутся. А для этого загрызут собрата послабее и растащат по кускам. Не соберешь костей и клочьев шкуры после них… — Директор открыл дверь и смело вошел за изгородь. Звери отпрянули в дальние углы вольера. Пятясь, директор вышел с банкой и протянул ее полковнику. Горин невесело улыбнулся.
— Опыт удался как нельзя лучше. Судите сами, майор. — Он отдал банку Трофимову. На ней оказались такие же царапины и вмятины, как и на найденных при осмотре места происшествия.
— Анализ крови из пятен с места происшествия получите на днях, — сообщил директор.
Трофимов равнодушно махнул рукой. Все было ясным. Из цепи следов, за которые можно было ухватиться, чтобы раскрыть тайну исчезновения профессора Левмана, выпало еще одно звено. На месте происшествия наверняка не происходило борьбы людей. Просто росомахи дрались около брошенного или спрятанного кем-то рюкзака.
Всю дорогу Трофимов молчал, обдумывая: что еще можно предпринять?
В городе его ждала вторая неприятность. Когда он вошел в свой кабинет, дежурный доложил: — Никифор Сергунько для допроса на сегодняшний день не мог быть вызван. Знакомые, у которых он останавливался в Северогорске, сообщили, что старик ушел в тот же вечер, когда вернулся с допроса. Больше не появлялся. Куда и зачем он идет — не сообщил.
6. ПРИКАЗ МОНОПОЛИИ
У джентльмена за большим бюро в просторном кабинете стиля модерн холеное моложавое лицо рождественского деда блаженной памяти эпохи процветания Соединенных территорий. Коротко подстриженные, крашеные усики оттеняют брюзгливо оттопыренную нижнюю губу. Гладко зачесанные редеющие седые волосы разделены посредине безукоризненным пробором. Переносицу кривого, как клюв кондора, носа оседлало пенсне с прямоугольными стеклами. За ними видны увядшие бледно-голубые глаза директора Компании, одного из заправил мировой монополии Лепон энд Немир.
Мистер Гаррисон недоволен. Если бы не воля всемогущего мистера Лепона, он давно был бы в Мэй-Уэст, на своей фешенебельной яхте. Вместе с мисс Анжеликой… Такая забавница. И это в семнадцать лет! Грехи… Благо, точная, страдающая попеременно всеми модными болезнями супруга директора проводит летний сезон в Леандо. Океан — вполне безопасное расстояние между двумя соединенными во имя бога любящими существами… А здесь извольте торчать в душном, лязгающем всеми мыслимыми видами транспорта Новом Городе.
Холеная, с голубыми склеротическими венами рука директора нервно вертит золотое вечное перо.
— Экий наглец. Заставляет себя ждать. Да за такие деньги на брюхе ползают быстрее…
В дверях неслышный вырос секретарь. Мистер Гаррисон не держал служащих женского пола. Таков стиль. Соблазн, упаси боже. Ведь он — член правления святой апостольской евангелистской конгрегации. Кроме того, в стране, благодарение господу, и так достаточно молодых людей, вышколенных в колледжах в духе веры во всемогущество таллера.
— Мистер Бэндит, — доложил секретарь.
— Просите.
Не успел Гаррисон закрыть рот, как в дверь протиснулся рослый, начинающий толстеть субъект. На мистере Бэндите модный серый, в крупную клетку, грубошерстный костюм, узел яркого галстука между короткими тупыми хвостиками воротника. На костлявых сильных пальцах кольца. Множество колец. Мистер Бэндит с некоторых пор любит блеск. Бояться теперь некого… Обширная плешь мистера тщательно зачесана реденькими волосиками от уха до уха. Не дожидаясь приглашения, мистер Бэндит, согнувшись складным ножом, уселся в кресле против директора. Гаррисон еле подавил закипавшее раздражение.