Линия перемены дат
Шрифт:
«Новенький здесь, — решил бригадмилец. — А что если я ошибся? За дурною головою и ногам нема покою»…
— Видишь, — доверительно продолжал человек в ватнике, словно не рассчитывая на ответ юноши, — только недавно приехал и сразу же простыл. А нынче жену иду встречать. Теплоход вот-вот подойдет. Беспокоюсь здорово. В такую погоду и в море… Раскиснет баба, небо с овчинку покажется. Температура, а идти надо. Не женись рано, парень, хлопот не оберешься, — невесело усмехнулся он.
«И чего я пристал к человеку. Может, он к морю ходил, беспокоился о жене»… — обругал себя бригадмилец.
Незнакомец натруженно, сильно закашлялся. И сразу же встало прежнее подозрение.
— Почему же вам не дали машину? У нас всегда выделяют. Сам видал, — настороженно спросил Кондаков и закусил губу. «Вот уж дурак. Разве таким тоном спрашивают в разговоре от нечего делать?»
— Так то у вас, — зло ответил человек в ватнике. — Ты где работаешь?
— На верфи.
— Вот видишь. А я строитель-каменщик. Мы народ сезонный. С нами не церемонятся…
Юноше хотелось возразить спутнику, разубедить этого человека, спорить с ним. Ведь он, Кондаков, давний житель поселка, не раз видел, как встречают приезжающие к строителям семьи. Но вместо ответа юноша только протянул: — Да… — И сейчас же ему вспомнилось унылое безлесное, покрытое щебнем и кое-где вязкой глиной плато за поселком и этот человек, шагающий оттуда. Шагающий ниоткуда.
— Эко дорога петляет, — переменил разговор человек в ватнике. — Напрямки, небось, не больше пяти, а так и все восемь километров. Хоть бы машина была попутная. Постой, постой. Кажется, идет.
Ветер донес еще негромкий рокот мотора. Потом из-за дальнего поворота позади вынырнули два широких веера света — их настигала автомашина. При этом свете человек в ватнике ясно увидел мокрую от дождя темно-красную повязку на рукаве юноши. Решение пришло сразу.
— Здесь мы ее не остановим, — вслух подумал человек в ватнике. — Давай пройдем за поворот. Там она будет сбавлять ход. У меня есть фонарик. Пообещаем на чекушку. Авось подвезет. А, черт! — споткнулся он о придорожный камень.
Рокот машины становился все ближе.
— Бежим! — предложил человек в ватнике, и в ту же секунду его рука коротко поднялась и опустилась. Страшный, ломающий кости удар обрушился на голову бригадмильца. Человек в ватнике подтащил неподвижное тело к обочине и поволок его в кусты. Перебежал шоссе и, ломая ветки кустарника, побежал вверх по склону. Переждал, когда машина прошла. Затем вышел на шоссе и неторопливо пошел в сторону Северогорска.
8. ОСКОЛКИ РАЗБИТОГО ВДРЕБЕЗГИ
Над Северогорском по-прежнему бушевал тайфун. Косые плети проливного дождя безжалостно секли лица редких ночных прохожих, заставляли идти быстрее. Низко летящие тучи цеплялись за крыши домов, взбежавших за последние годы далеко вверх по склонам сопок, у подножья которых раскинулся город. Порывистый злой ветер бешено раскачивал фонари вдоль Озерновской косы. Казалось чудом, как хрупкие стеклянные баллоны выдерживают такой натиск дождя и ветра. На Раздельном озере, отгороженном от залива узкой дамбой, толпились короткие и крутые, с белыми гребешками волны.
Человек, шедший со стороны Промышленного поселка, остановился, глубже втянул шею в короткий воротник насквозь промокшей телогрейки и зашагал, разбрызгивая лужи высокими резиновыми сапогами, туда, где домики почти вплотную притиснулись к берегу озера. Отсчитав шестой дом справа от дороги, он поднялся по глинистой, скользкой стежке, отдышался, нащупал щеколду калитки и вошел в казавшийся вымершим дворик. Постучал в дверь отрывисто, часто и опять отрывисто. Стук гулко отозвался внутри дома. Пришелец огляделся. Стоявшая у двери лопата и метла на длинной ручке указали: дом обитаем. Он постучал вторично. Молчание. Человек в промокшем ватнике сошел с крыльца и приник к занавешенному окну. Сквозь узкую щель между занавеской и боковиной рамы заметил полоску света, куснул нижнюю губу и нетерпеливо застучал в окно: отрывисто, часто и отрывисто. Дверь отворилась.
— Вам кого? — хрипловато, будто спросонья, осведомился хозяин с порога.
— Лисовского, — ответил человек в ватнике и сунул правую руку в карман брюк.
— А в чем дело? Я Лисовский, — по-прежнему загораживая дверь, неприметно оглядев двор и улицу, сказал хозяин.
— Я с шестьсот семьдесят девятого сейнера. Из Жировой. От Никифорова.
— Входите, — посторонился хозяин, но гость не спешил воспользоваться приглашением. Он даже отступил на шаг, продолжая держать руку в кармане.
— Понимаю… — Хозяин сошел с крыльца и придвинулся к пришельцу. — Значит, от механика Никифорова, Кузьмы Даниловича?
— Отвыкли или забыли отзыв? — Гость смело прошел в дверь. Лязгнули запоры. Здесь берегли себя. От людей. Хозяин распахнул дверь в комнату. На гостя пахнуло уютным, насиженным теплом. Он с удовольствием потер руки и начал стаскивать ватную куртку. У его ног сразу образовалась лужа.
— Я наслежу у вас.
— Ничего, такие следы легко уничтожить, — заметил хозяин и неожиданно скомандовал: — Правую руку вверх!
Ничуть не удивившись, гость выполнил приказание. Хозяин бесцеремонно повернул его боком к лампе и осмотрел выбритую подмышечную впадину. «Всё правильно, — удовлетворенно подумал он, заметив уже зажившую крестообразную царапину в подмышке. — Последняя проверка…»
— Одевайтесь, — приказал хозяин и подал гостю сухую одежду.
Пока шло переодевание, оба молчали.
— Ну, как погодка?
— Мерзкая погодка, что и говорить. — Хозяин положил пистолет на край стола. Гость усмехнулся.
— Однако вы внимательны к гостям. Это — что? Осторожность или привычка?
Хозяин повернулся к нему.
— А вы сами не забыли схватиться за свою игрушку, увидев меня. — Он сделал старомодный радушный жест. — Прошу садиться. Это, если хотите, привычка. К осторожности…
Абажур лампы прятал лицо хозяина. Гость недовольно покосился на лампу.
— А у вас, милый мой, это больше, чем осторожность. — Хозяин внимательно смотрел в бледное, с тонкими правильными чертами и коротко подстриженными светлыми усиками лицо гостя, отметил слегка припухшие веки и тени усталости под скулами. — Тяжело досталась поездочка?