Линия раздела
Шрифт:
Вспомнились описания жизни рабов в Древнем Риме из школьных учебников. Эти несчастные были лишены вообще каких бы то ни было радостей, жили в клетках, питались помоями, о сексе только мечтать могли. И все равно они боялись смерти.
Впрочем, бетонное помещение, выделенное Кириллу, было просторнее клетки. Но не намного просторнее тюремной камеры, какими их изображают в американских фильмах. Но там хоть небо видно в окошке, а тут и этого нет.
«Заживо погребенные... – подумал Кирилл, медленно, но уверенно, проваливаясь в пучину отчаяния. – Еще живые, но уже навеки
Ничего не оставалось, кроме как снять обувь и улечься на кровать поверх одеяла. С каждой минутой Кириллу все меньше нравилось, как развивается ситуация. Хотя там, в городе, казалось, что хуже некуда. Но там была хоть какая-то цель. А тут что?
Рюкзак с личными вещами, брошенный водителем в багажник, там и сгорел во время дезинфекции. С Кириллом осталась лишь одежда, и то, что лежало в карманах. Ключи от квартиры -- ножом по сердцу. Смартфон, уже наполовину разряженный. А зарядка сгорела.
«Сколько же бесполезного хлама породила наша цивилизация... – подумал Кирилл. – Как человечество кичилось своей мощью, наукой, технологиями. И помогли они? Как мертвому припарка».
Отыскав в памяти смартфона текст начатой книги, Кирилл попытался погрузиться в чтение, но происходящее в романе, еще вчера казавшимся увлекательным, теперь не вызвало ни малейшего интереса. Пришлось выключить смартфон, и тупо уставиться в потолок. Даже время тут перестало существовать. Сядет батарея смартфона, так и вообще никак нельзя будет определить, день за пределами бункера, или ночь, сколько прошло часов или дней. Бетонный гроб.
Кирилл неожиданно для себя подумал, что время не может быт физической величиной, потому что это лишь субъективный человеческий способ воспринимать мир, событие за событием. А когда ничего не меняется, пропадает и всякий смысл времени.
Вспомнилась фраза из фильма «Побег из Шоушенка». Там говорилось, что в тюрьме самой трудной бывает первая ночь. И надо ее пережить, не дать себе сойти с ума. Но ради чего? Ведь даже узник в тюрьме подсознательно верит, что закончится срок, и настанет другая жизнь. А тут во что верить? В то, что выжившие остатки человечества победят вирус? Ну, может быть. Другой, спасительной для психики, соломинки все равно не было. Пришлось ухватится за эту, чтобы хоть немного расслабиться, продышаться, не дать ужасу свести тело спазмом.
Через какое-то время открыли дверь. Кирилл даже не глянул на экран смартфона, чтобы узнать, сколько часов он провел в прострации.
– - Время ужинать, -- сообщил с порога солдат. – Пойдем, провожу.
Он был младше Кирилла лет на пять, но в его тоне не было и капли уважения. Сначала это привычно покоробило, все же отцу удалось вбить в приемного сына идею об элитарности социального слоя, к которому принадлежала семья. Но возникшее было раздражение тут же улеглось.
«А за что он должен меня уважать? – резонно подумал Кирилл. – За то, что меня, как бездомного щенка, приютил высокопоставленный мужчина, взявший в жены мою мать? За то, что вместо прохождения срочной службы, я по лесу в кроссовках бегал, под неусыпным взором Вадима Семеновича?»
Осознавать это было не очень приятно, но против фактов не попрешь. Таким ли хотел видеть статус сына его настоящий отец? А ведь настоящего
Хотя, о какой теперь памяти может идти речь, если спасенные настоящим отцом люди или мертвы, или превратились в мутантов? Теперь все равны. Или все же нет?
Кирилл брел позади солдата, глядя ему в спину. Больше смотреть было не на что. Всюду одинаковые стены и сводчатый потолок. В гулких бетонных коридорах слышались голоса. Кто-то кому-то что-то терпеливо объяснял, кто-то на кого-то кричал. Эхо, многократно повторяя звуки, не давало разобрать ни слова. Но в конце коридора стало гораздо боле людно, Кирилл увидел маму и отца, а так же остальных прибывших, включая ребят и девушку его возраста.
– - Дальше со всеми, -- произнес солдат, и, прибавив шаг, затерялся в бредущей по коридору толпе.
– - Как ты? – спросила мама, когда Кирилл догнал ее и, вопреки обыкновению, взял за руку.
– - Как все, -- неохотно ответил Кирилл. – Наверное.
– - Да, всем трудно, -- согласилась она. – Но вам, молодым, наверное, особенно. Мы свою жизнь прожили. Хоть в какой-то степени. А вам теперь как? Отец побеседовал с местным командованием, говорят, вирус поразил весь мир. Кроме как с Кронштадтом, связи ни с кем нет. Мобильники не ловят сеть. Эфир в привычных диапазонах пуст, а на коротких волнах, с любительских станций, звучат только редкие призывы о помощи. Это выжившие, кому удалось оторваться от мутантов и запереться в квартирах или офисах, где есть радиостанции. Обстановку все описывают одинаково.
– - Атака из космоса, -- уверенно заявил Кирилл.
– - Что? – не поняла мама.
– - Такое быстрое заражение всей планеты могло произойти только в случае, если вирус попал в атмосферу с космической пылью или метеоритом, расколовшимся на большой высоте. Впрочем, какая разница?
– - Разница есть, -- уверенно заявила мама.
– - И в чем же она?
– - Если это природное явление, то ничего нельзя сделать. А если чей-то злой умысел, то может где-то и вакцина против этого вируса есть, а то и лекарство для выживших.
Кирилл задумался. Эта мысль ему самому в голову не пришла, но в ней было рациональное зерно, как во многом, что говорила мама.
– - Ты думаешь, это оружие? – уточнил он.
– - Или оружие вышедшее из-под контроля, либо намеренный удар по всему населению Земли, с целью реализовать идею золотого миллиарда.
– - Интересно, -- признался Кирилл. – Но не представляю, как подобный вывод можно использовать на практике. Мы же заперты тут, как крысы в бочке.