Линия раздела
Шрифт:
– - Да уж. – Милявская вздохнула. – Но в мире теперь много тяжелого. Если все воспринимать, никакая психика не выдержит. Лично я стараюсь все это пропускать мимо. В новой реальности теперь точно нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц.
– - Я предпочитаю, чтобы яйца были разбиты у кого-то другого, а не у меня, что называется, -- усмехнувшись, ответил Измайлов.
– - Я тоже, -- серьезно заявила Милявская. – Хотя у меня их и нет. Кстати, я уверена, что нам, в самое ближайшее время, тоже следует ожидать волну самоубийств в бункере. Вчера был первый шок. Многие еще в полной мере не осознали, что именно
– - А у меня есть, -- возразил Грохотов. – Самоубийство в описанной вами ситуации непродуктивно. Скорее они могут потребовать выпустить их с оружием, снаряжением, транспортом, чтобы получить возможность отправиться на поиски своих близких. Понимаете, факт, что треть людей при заражении выживает, способен посеять надежду и мощные мотивации. Каждый может окрепнуть в уверенности, что именно его родственники или любимые выжили. Понимаете?
– - Да, это резонно, -- согласилась Милявская. – Просто я по натуре одиночка. Не подумала в этом направлении.
– - Ты старая дева, а не одиночка по натуре.
– - Измайлов поморщился.
– - Не старая, и не дева, -- парировала Милявская. – Мне сорок. Сейчас это считается еще репродуктивным возрастом. А уж сколько мужиков у меня было в свое время, так приятно вспомнить. Потом надоели. Бегали за мной, между прочим. Но я не собиралась завязывать отношения. Как представляла стирку, носки, трусы, детей слюнявых, сразу всякое желание пропадало. А у тебя, Максим, остался кто-то снаружи?
– - Нет, – коротко ответил Измафлов. – Вот у Грохотова жена и сын. Как вы себя чувствуете, товарищ майор?
– - Как огурец. Если бы не вирус, я бы их через пару лет сам придушил, и сел бы в тюрьму за это. А так буду важной шишкой при вас, товарищ полковник. Вы же, как я понял, на должность шумерского царя метите? Я могу мантию носить.
– - Это, между прочим, не тема для шуток! – оборвал его Измайлов. – Мы действительно можем стать первым кластером, ростком, из которого разовьется новое человечество. Поэтому, кстати, тебе Ирина, как медику, я ставлю задачу проработать максимально эффективную политику воспроизводства.
– - В смысле? – не поняла Милявская.
– - В самом прямом. Я имею ввиду некий регламент половых отношений в бункере, обеспечивающий максимальный прирост населения, минимальное близкородственное скрещивание, и тому подобные, чисто медицинские аспекты. Без всякой оглядки на моральные, этические, религиозные, и прочие факторы прежнего мира, что называется. Дети должны рождаться от самых биологически сильных мужчин. Возможно, после обязательного генетического анализа, чтобы не было всяких там резус-конфликтов, передающихся по наследству болезней, и прочей гадости. Мы можем нашими силами проводить такое тестирование?
– - Технологически да. Но...
– - Что «но»? – Измайлов покосился на нее.
– - Это означает, что имеющимся женщинам репродуктивного возраста будут навязываться половые партнеры, прошедшие тестирование. Вы уверены, что это получится спустить сверху? Это, знаете, большинством женщин может быть воспринято в штыки.
– - Сейчас, дорогая моя,
– - Понятно, -- подумав, кивнула Милявская. – Да, я найду, как их отделить, под какими предлогами. А что дальше? Ты правда собираешься заняться евгеникой?
– - Да у нас, Ира, просто выхода другого нет! Представь, если в условиях бункера, в условиях ограниченности ресурсов, будут рождаться уроды, всякие нежизнеспособные болезненные младенцы? Что с ними придется делать? Убивать! Если мы сейчас останемся в морально-этическом поле старого мира, если позволим выбирать половых партнеров, создавать семьи, то чем это закончится? Это закончится необходимостью отнимать из этих семей не очень удачных детей, и убивать их. При этом против нас восстанут не только женщины, это мы переживем без проблем, но и их мужья. Ты этого хочешь? Что для женщины легче, по-твоему, раз в год или два пережить принудительный половой акт, но потом иметь живых и здоровых детей, знать, что за ними ухаживает наше маленькое государство, или пережить отнятие ребенка, которого, убив, сожгут в печи медицинского крематория? Так что все! Никакой любви и прочих глупостей!
– - Да. – Милявская вздохнула. – Пожалуй, ты прав.
– - Я же не на пустом месте это выдал! Думал об этом и вчера, и сегодня. Сколько у нас примерно женщин репродуктивного возраста?
– - Включая меня? – уточнила майор.
– - Нет. Не хватало мне, чтобы ты умерла при родах, и мы остались без начмеда.
– - Ну, мне надо глянуть ведомости медицинского осмотра, для верности, но примерно около сорока человек. Контрактницы, прапорщики. От двадцати пяти до тридцати пяти лет. У меня работают три девочки, ну и Маша.
– - Отлично. Значит, первоначальная задача их переселить. Устроить для них отдельный сектор с ограниченным доступом и невозможностью его покидать. Кстати, в качестве одного из предлогов можно использовать идею, что мы хотим их уберечь от изнасилования. Ну, это сама придумай, ты женщина, тебе лучше знать, как провести переселение без недовольства и паники.
– - А как они будут служебные обязанности выполнять? – задумалась Милявская.
– - Никак! Из них большинство либо радистки, либо планшетистки. Без их работы мы обойдемся легко. Ну, если твои три девочки незаменимы могу тебе их оставить. Тремя из сорока мы можем пожертвовать.
– - Незаменимая у меня только Маша, -- отмахнулась Милявская. – Остальных забирай в гарем, а мне дай смышленых сержантиков вместо них.
– - Лады. Только сама не залети, от этих сержантиков! Это я серьезно! Мне начмед нужен в полной боевой готовности.
– - За это не волнуйся, я же медик. Найду эффективный способ предохранения. Лучше поясни мне до конца свою евгеническую схему. Чтобы мне проще было привести ее к конкретному плану распределения. Отселим мы женщин от мужчин, заблокируем в одном из жилых секторов без права выхода. Дальше что?