«Линия Сталина». Неприступный бастион
Шрифт:
– Кажется, понимаю вас, товарищ генерал. – Тот неуверенно отозвался и оглядел отрытые в шахматном порядке стрелковые окопчики – тех откопали множество, видно, что трудились на совесть. Надо бы еще на страх надавить, да не перед начальством, а перед врагом, пока неведомым, но сильным, если так быстро от границы до псковской земли дошел.
– Тогда ходами сообщений ячейки в один узел обороны свяжи, полная лепота наступит. Рядом с товарищем обстрел легко пережить, ты сидишь куришь, от страха зубами лязгаешь, он писюн гладит, о своей зазнобушке вспоминает, жалеет, что наскоро прощался. Посыльный мимо пробежит весь из себя целый, потому что
– Все ясно, товарищ генерал!
– Вон деревеньку видишь, рядом вроде стан колхозный. Разбирай все под корень, окопные стенки деревом хорошо укрепляй да на распорки ставь обязательно – тогда крепче, и от близкого разрыва сыпаться не будут. Да, на круговую оборону все здесь затачивай, там, там и там, – Гловацкий ткнул пальцем по гребню с обратных скатов, – капониры для танков отрой, вроде ДОТов послужат. Да для запасной позиции тоже. Блиндажи нужны, хотя бы несколько, сам понимаешь, командовать там и медпомощь оказывать. Да, вот еще, пойдем туда, покажу кое-что.
Николай Михайлович в сопровождении лейтенанта подошел к отрытой ячейке, предназначенной только для станкового пулемета Максим, судя по размерам площадки. С гребня хорошо просматривался небольшой березовый перелесок и идущая вдоль линии грунтовка.
– Тебе врага отсюда очень хорошо видно, длинной очередью порежешь и положишь. Так, лейтенант?
– Так точно, товарищ генерал, сам выбирал!
– Вот и молодец, хм… Ноженек своих не пожалей, сходи на дорогу и оттуда посмотри на позицию, добрый молодец. Я за-ради такого нужного дела «максимку» прикажу поставить да очередь над твоей головушкой дать! Увидишь, как из него по тебе, такому умному и красивому, палят. Увидишь? Чего пригорюнился, командир?
– Увижу, товарищ генерал, – лейтенант понурился, – только сейчас сам сообразил, что и немцы увидят…
– И тогда либо из пушек прямой наводкой собьют вторым снарядом из танка, либо минами подавят из-за перелеска, либо так пулеметами причешут, что и не высунешься. А как сделать, чтобы твоя стрельба намного полезнее была и сами вражины с поиском нашей пулеметной точки и ее подавлением долгонько повозились?
Лейтенант молчал, лихорадочно соображая, и Гловацкий решил прийти к нему на помощь, что делать – он-то сам пулеметчик в двух своих ипостасях, а тут птенец желторотый, что в училище одну ленту извел, вряд ли больше военным строителям выдают.
– Смотри, лейтенант – здесь насыпаем бруствер и хорошо маскируем. А пулемет ставим за него и ведем не фронтальный, а фланкирующий, скажем косоприцельный. Пулеметы разносим по фронту в точно таких же укрытиях. Вон там отличная позиция, левее дота, потом чуть ниже один, на гребне еще позицию. И получается, какую стрельбу ведем по врагу?
– Он попадет под перекрестный огонь, где бы ни находился. Можно даже вдоль дороги стрелять…
– Молодец, сообразил, что на самой дороге и вдоль ее ты их там много уложишь, бежать им некуда, укрыться тоже. Не стрелки, даже с Дегтярями, а станковые пулеметы с их водяным охлаждением главное оружие батальона в обороне. Огоньком вражину держим, многослойным – ливень пуль пехоту прижмет, а их минометы с гаубицами своей артиллерией накрывать будем. А тут позиции для корректировщиков будут – понятно, для чего еще блиндажи нужны
– Рации от обстрела спрятать?!
– С лета ловишь! А танки вкопаем, чтоб их бронетехнику не пустить, и вкопать нужно, чтоб только башня видна была – броня у наших тонкая, так что укрытие будет, а в башню еще попасть нужно. И хрен они нас с бугорков этих сковырнут, а мы еще в тылу таких линий пороем много, до реки и за ней тоже. И не прорвут они ее, кровью умоются. Не пустим к Ленинграду! Все, отступать не будем, здесь намертво остановим!
– Остановим, товарищ генерал!
Гловацкий посмотрел по сторонам – стройбатовцы стали копать более усердно, так как специально голос громче сделал, чтоб и они послушали, и с командиром вместе взбодрились. Николай Михайлович решил к большему энтузиазму их приобщить, своеобразно, в духе сложившихся обстоятельств, когда через сутки бой начнется.
– Ваш строительный батальон в мою дивизию перешел, так что вы для себя позиции готовите! Пулеметы и минометы выделим, винтовки и гранаты. Да, вот еще – ниши для бутылок с бензином выкопайте, если танки прорвутся через первую линию, поджигайте и кидайте на моторную решетку. Немцам сразу весело станет, как тараканам в топке. Бутылки сейчас по всему Острову собирают, к утру получите. Так что копайте, часов тридцать еще есть, и даже бой начнется, за скатами копать можно. Зарывайтесь в землю поглубже, она тогда не могила, а спасение! Да, а где гарнизоны ДОТов?
– Передали, что после полудня рота пулеметного батальона подойдет, товарищ генерал!
– Хорошо, тогда пойдемте, доты посмотрим!
Гловацкий пошел к тому самому ДОТу на склоне, что и в первый раз – тогда к музею он поехал после, вначале побродив по взгорку при помощи паренька, устал, правда, зверски. На толстой двери пломбы были сорваны, и, по всей видимости, давно – и куда только родная милиция смотрела, она же охрану военных объектов, даже законсервированных, нести обязана. Видно, селяне местные здесь искали полезное для хозяйства. Вот дурни!
– Так, лейтенант, придут уровцы, пусть лопатами сами ходы копают от двери, накаты из бревнышек, один к одному делают и землею присыпают. Маскируют дерном тщательно!
Гловацкий шагнул в проем, толстые бетонные стены отрезали день и привели в сумрак вечерний. Освещение шло через амбразуру – Гловацкий, тихо выругавшись, замер, глаза привыкали к темноте. Да, хреново гарнизону будет, лучше в окопах сидеть. Амбразуры для фронтального огня, их немцы прямой наводкой заглушат – либо танки подойдут поближе, либо из мощных зениток на расстоянии сработают. Вздохнув, сделал шаг с порога, поставив ногу вниз, на бетонный пол. Хлюпнула вода – сапог в нее ушел чуть ли не по ступню полностью. А вот вторым он наступил на что-то мягкое. Вздрогнув, посмотрел, сплюнул и с руганью выскочил из дота.
– Твою ж, во все три коромысла! В этом вся Россия, дохлая псина здесь, что ли, все семьдесят пять лет пролежала?!
Командир 28-й танковой дивизии полковник Черняховский Станция Гулбене
Совсем не так представлял первые десять дней этой войны молодой, не достигший еще середины сорокалетнего рубежа полковник. И только сейчас, на латышской станции, Иван Данилович полностью осознал все масштабы случившегося с войсками разгрома. Такого быть не могло, но дело в том, что случившееся вполне закономерно, особенно с главной ударной силой РККА – механизированными корпусами.