Линия жизни
Шрифт:
– Тогда я знаю, как эвакуировать население!
– Может, объяснишь, что ты задумал?
Андроид кивнул:
– Минуту. Я произвожу расчеты. Нужно, – он поочередно посмотрел на троих друзей, – нужно наладить связь с орбитальной станцией Н-болг. Канал должен пройти через сдвиг времени в прошлое на сто пятьдесят четыре года.
Станция Н-болг на орбите Пандоры
Вдох-выдох…
Сиплый монотонный звук.
Русанов умирал. Жизнь медленно покидала одряхлевшее тело.
Ты сделал слишком высокую ставку и проиграл.
Ты был сильным, почти всемогущим, циничным, дерзким, но всегда – одиноким.
Вдох-выдох.
Никаких трубок. Никаких насосов. Торжество нанотехнологий. Но поздно. Слишком поздно.
Он сидел в глубоком кресле и смотрел на яркий шар планеты, вернее – ее сияющий фантом, оставшийся в нашем пространстве и времени.
Явление, не укладывающее в рамки доступных знаний о Вселенной, вело отчаявшийся рассудок тропой причудливых ассоциаций.
Пандора.
Мир его несбывшихся надежд.
Морщинистые пальцы Русанова впились в подлокотники.
Он основал первый в истории Земли частный колониальный проект, привел «Прометей» в эту звездную систему, чтобы потерять все. Свободу, пятьдесят лет жизни, мечту о звездах.
Он не справился. Не выдержал первого контакта с иными цивилизациями, сорвался, наделал ошибок, потерял колониальный транспорт, попал в плен к морфам, полвека провел в заточении и вот теперь, на излете непрожитой жизни получил негаданную и уже бессмысленную свободу.
История состоялась, а он не принял в ней участия. Теперь, когда планету неотвратимо поглощала пространственно-временная аномалия, уже поздно что-то менять. Судьба человеческой колонии неизвестна. Попытки Глеба Полынина наладить связь с поверхностью тщетны. Два хондийских истребителя, отправленные на разведку, взорвались еще до входа в атмосферу, едва соприкоснувшись с непонятной энергетической аурой, окружившей Пандору.
Жизнь подошла к концу и утекает по капле.
Тихо открылась дверь. В отсек вошла девушка.
– Андрей Игоревич? Как себя чувствуете?
– Скверно. – Голова Русанова тряслась. – Что Глеб? Почему не заходит?
– Он готовит новый корабль. Морфы протестуют, но теперь не им решать.
– Скажи Глебу, пусть не рискует зря. Это свечение выглядит знакомым. Такое же возникало при первых тестовых включениях гиперпривода «Прометея». Планету поглощает разрыв метрики пространства.
– Но сидеть сложа руки нельзя! – Взгляд Мишель потемнел. Из-за загадочных процессов, охвативших Пандору, все оказались в смертельной ловушке. Сияние постепенно расширялось по сфере, медленно приближаясь к полуразрушенной станции Н-болг – последнему прибежищу горстки людей, Ц’Остов и хонди.
– Наша единственная надежда – «Прометей», – произнес Русанов.
– Андрей Игоревич, корабль исчез. Мы не обнаружили его.
– Плохо искали! – Глаза Русанова слезились, голос дрожал. – Известно ведь направление дрейфа! Есть записи последнего боя!
– Нельзя так волноваться.
– Мишель,
Она с трудом сдержала слезы. Слова застревали в горле. Ц’Ост пятьдесят лет изучал Русанова путем мучительных для человека слияний. Такова природа морфов. Но что самое ужасное – он не ограничился жестокими экспериментами – изучил психику Русанова, а затем бежал на планету в облике Андрея Игоревича, пробудил спящий экипаж «Прометея», принял управление колонией и совершил нечто ужасающее, ведь спустя короткий промежуток времени Пандору вдруг окружила аномалия пространства и времени.
«Мы уже ничего не можем изменить, – думала Мишель, с состраданием глядя на сгорбленного старика. – Сами на волосок от гибели».
– Прошу, оставь меня. – Русанов по-прежнему смотрел на звезды.
– Хорошо. Завтрак на столе. Глеб вернется через пару дней. – Мишель украдкой вытерла слезу. Она сострадала Русанову, но понимала: они с Глебом должны заботиться о тех, кого еще можно спасти.
Она ушла, а старик остался один.
Вдох. Выдох.
Тень. Тень отделилась от стены, материализовалась, обретая черты, и вдруг Русанов услышал голос:
– Андрей Игоревич? Меня зовут Егор. Егор Бестужев. Я правнук Андрея Бестужева. Нам с вами нужно поговорить.
– О чем? – Русанов был настолько ошеломлен, что ответил машинально, думая, что разговаривает с галлюцинацией.
– О том, как найти «Прометей», – спокойно ответил призрак.
В отсеке космической станции, где жили Мишель и Глеб, царил уют.
Сквозь прозрачный овальный иллюминатор, занимавший одну из стен, открывался вид на окрестный космос.
Раздался тихий мелодичный сигнал.
– Войдите!
Дверь с шипением сдвинулась, на пороге каюты стоял Хорс. Морф выглядел неопределенно, его тело змеилось искажениями, не обретая конкретного облика. Дурной признак. Старик крайне взволнован.
– Заходи, присаживайся. – Мишель подала пример. Между двумя креслами из ниши в полу поднялся столик с напитками, к которым морф не прикоснется, ему чужда эстетика вкусовых ощущений.
Хорс перешагнул порог, усилием воли все же сформировал человеческий облик. Теперь его кожные покровы имитировали одежду, метаморфозы быстро завершились, черты лица обрели стабильность.
– Что стряслось? – спросила Мишель, понимая – ранний визит вызван крайней необходимостью.
Она с трудом привыкала к внезапным переменам. Не так давно морфы безраздельно правили обветшавшим искусственным миром, в их руках, если выражаться привычным для человека языком, находились все ресурсы Н-болга, а следовательно, и жизни существ, населяющих огромную, но в большей части – разрушенную станцию.
– О чем ты только думаешь?! – Хорс уселся в кресло, взглянул мрачно. Образ ворчливого, вечно недовольного старика более всего подходил к его характеру.