Линия жизни
Шрифт:
Он, как и «Прометей», еще дышал.
Холод пробирал до костей. Мысли текли апатично. Водянистый взгляд скользил по своду тускло освещенного отсека, не узнавая его.
Морщинистая рука ухватилась за край ороговевшего кокона.
Вокруг никого. Движения слабы. Сил нет. Глубокая тишина окутывает, словно саван.
Кокон пришел в движение, вывалил Русанова на ребристый пол отсека.
Вспышкой вернулась память.
Он вырвал у судьбы свой последний шанс. Но что может сделать одряхлевший старик на борту полуразрушенного корабля? Он ведь не был специалистом
Он умирал.
Кое-как, цепляясь руками за стены, Русанов встал на ноги. Лихорадочный блеск появился в глазах.
– Я не сдамся… – шепнули синюшные губы.
Железная воля этого человека часто ломала события и судьбы. Он шел к цели, уничтожая преграды. Он причинил много зла, но не оглядывался в прошлое. Сил осталось только на настоящее.
Шлюз хондийского транспорта открылся, стоило лишь подойти ближе. Хонди заранее запрограммировали свой корабль, зная, что человек не сможет манипулировать его системами.
Русанов перешагнул порог.
Он стоял в одном из коридоров «Прометея».
Слезы вдруг навернулись на глаза.
Нетвердой шаркающей походкой, придерживаясь рукой за стену, он упрямо пошел вперед. Корабль не отреагировал на его появление. В глаза бросались следы ремонта. За спиной осталась пробоина, которую загерметизировала носовая часть хондийского транспорта.
Русанов шел. Он тратил свои последние силы, зная – некому прийти на помощь.
Один. Как всегда. Он привык. Вокруг него даже в толпе ощущался вакуум. Он сам его создавал.
Поворот коридора. Шлюз. Красные аварийные огоньки индикации.
Заработали импланты. В век высочайших технологий он всегда делал ставку на лучшие, пусть еще не до конца апробированные, как принято выражаться, «сырые» разработки. К ним относились импланты как таковые и модули технологической телепатии в частности.
Русанов внедрил их. Обязал каждого сотрудника корпорации пройти через рискованные имплантации. Он говорил: «В глубоком космосе, осваивая иные миры, каждый из нас должен стать цивилизацией в миниатюре».
Он заглядывал за горизонт. Видел дальше, чем самый талантливый из ученых. Его методы достижения целей могли осуждать, но результат говорил сам за себя.
Изможденный старик. Жизни в нем осталась – капля, разве что блеск в глазах, но воля и образ мышления не изменили ему.
Заработал модуль технологической телепатии. За облицовкой переборок пришли в действие механизмы. Шлюз открылся, в коридор дохнуло затхлым запахом.
Искрила проводка. Гасли осветительные панели. Подсистемы корабля выполняли полученный приказ. Некоторые сгорали. Иные работали, но со сбоями. Центральная бортовая кибернетическая система не отвечала. Собственно, сейчас «Прометей» представлял
На что же он надеялся, отправляясь сюда, давая обещание, от которого теперь зависят многие жизни?
Однажды, еще на Эриде, в очередной раз пытаясь представить, как сложится первый в истории частный колониальный проект, он увидел себя таким: старым, немощным. Ярко и болезненно осознал: когда-то и мое время истечет.
Для человека энергичного, дерзкого, жизнелюбивого подобное предвидение стало невыносимым. Он не оттолкнул его, запомнил и стал искать выход.
Стылые коридоры. Узоры инея.
Идти становилось все труднее. Холодный воздух обжигал, но Русанов все обдумал заранее. Он исходил из худшего, не позволяя себе иллюзий.
Он спорил с морфом. Доводил разумных хонди до полного бешенства, когда те просто разворачивались и уходили, не в силах понять, почему старик так упрям.
В итоге он добился своего. Виртуальная модель «Прометея» была создана. Он отметил точку, где хондийский транспорт должен высадить его. Не зная степени повреждений обшивки, состояния подсистем, он заставил хонди запрограммировать корабль на поиск ближайшей пробоины, чтобы быть уверенным – путь к заветной цели не будет длинным и у него хватит сил проделать его.
Снова аварийная переборка и шлюз.
Все плыло перед глазами. Не будь имплантов, он не прошел бы и этого короткого отрезка. Не открыл бы себе доступ внутрь. Не смог бы ничего сделать.
Тесный переходной тамбур привел его в небольшой отсек.
Русанов никогда не доверял искусственным интеллектам. Он ни за что не передал бы управление «Прометеем» в руки ИИ. Но в проект корабля была заложена возможность формирования глобальной нейросети – ее отдельные экспериментальные блоки, многократно дублированные, были равномерно распределены среди оборудования колониального транспорта и имели собственные автономные источники питания.
Его эгоизм, жизнелюбие, стремление всегда, при любых обстоятельствах, управлять своей судьбой подтолкнули к этому решению. Еще тогда, на Эриде, Русанов всерьез задумался и решил: когда состарюсь, у меня должен быть шанс. Шанс на рискованный эксперимент.
Силы иссякли. Он с трудом отдавал мысленные команды, стоя на коленях подле капсулы, похожей на ячейку для криогенного сна.
Подсистема заработала. Она прочитала метку импланта. Опознала мысленные образы, полученные от модуля технологической телепатии в качестве пароля доступа.
Выдвинулись манипуляторы. Они бережно приподняли содрогающееся от озноба тело старика, уложили его внутрь капсулы.
Миллионы игл впились в голову.
Боль была адской. Он хрипел, конвульсивно вздрагивал, но держался.
Препараты поступили в кровь. Сознание прояснилось. Прекратились судорожные сокращения мышц.
Вывод медицинской подсистемы в иной ситуации служил бы приговором, но Русанов лишь повел зрачками, читая отчет.
Жить ему оставалось двое суток.
Достаточно. Он закрыл глаза, погружаясь в черную бездну.