Линия жизни
Шрифт:
Немногие выйдут из битвы, а те, кто выживет, уже не смогут созидать или воевать.
Эшор прожил трудную, неоднозначную жизнь. Он повидал многое и отчетливо понимал: каким бы ни был исход сегодняшней битвы, она станет закатом космической эры. И победителей, и побежденных ждет падение в пропасть регресса.
Но решение было принято.
«Если сегодня нам не удастся разгромить морфов, – думал он, – то цихриты уничтожат программное обеспечение всех без исключения Врат Миров. Сеть, построенная армахонтами, обратится в прах, и цивилизации
Возможно, та будущая, далекая, гипотетическая сейчас эпоха станет лучше? Может, мы все изменимся, пройдя собственными путями развития? Запомним падение величайшего содружества, и наши потомки создадут новое, но более справедливое и надежное мироустройство?»
Эшор не пытался заглянуть в будущее. Оно никогда не наступит, если мы проиграем битву.
«Морфы, – он отдавал им должное, – сверхсущества. Вкусив плоды победы, они уже не остановятся. Никогда. Их экспансия будет долгой, кровавой и всепоглощающей».
Врата Миров закрылись. Их источник энергии иссяк. Теперь на ближайшие сутки путь к отступлению был отрезан.
Эшор ожидал прибытия еще одного корабля, но тот должен был появиться к финалу битвы. Он станет последней надеждой для немногих, кто выживет в схватке с морфами.
В диаметрально противоположной Вратам точке эклиптики системы Доргаут, где миллиарды лет беззвучно скользят по орбитам сцементированные льдом каменные глыбы, внезапно началось формирование удивительного явления.
Воронка, пронизанная сеткой энергетических разрядов, казалась чернее, чем мрак.
Несколько секунд она стремительно росла, вращаясь, захватывая огромный объем пространства, порождая беззвучные вспышки, – астероиды превращались в потоки излучения, едва соприкоснувшись с искаженной метрикой пространства.
Еще немного – и призрачный свет, зародившийся в эпицентре воронки, вдруг начал принимать нечеткие очертания огромного рукотворного объекта, затем в границах сияния произошел стремительный процесс материализации.
Уцелевшие астероиды сошли со своих орбит, словно пространство упруго деформировалось.
Семисотметровая конструкция, скупо очерченная габаритными и навигационными огнями, вышла из гиперкосмоса. Ее основу составляли две полусферы, объединенные цилиндрическим телом. Корпус космического корабля бугрился надстройками. Семь ниш, расположенных по периметру вращающейся цилиндрической части, уже не пустовали: в них крепились боевые модули, демонтированные со станции Н-болг.
Порты плазменных батарей были открыты, лазерные и кинетические системы вооружения приведены в боевую готовность.
Корабль включил маршевые двигатели и, набирая ускорение, устремился к Доргауту, где в эти минуты разгоралась последняя битва.
Кормовая полусфера пылала сиянием двигателей, высвечивающих многократно
«Земля. Колониальный транспорт «Прометей».
Космос пылал.
Оптические умножители «Прометея» транслировали панораму космической битвы, но подсистемы анализа целей уже не справлялись с обилием объектов и хаосом их траекторий.
Ситуация менялась с удручающей динамикой. Эскадры сводного флота окружали Н-болг, пытаясь замкнуть станцию в сферическое построение, но отчаянное сопротивление сотен кораблей, тысяч истребителей и батарей противокосмической обороны рвали атакующие формации.
Вихрящиеся облака обломков, выбросы декомпрессии, плазменные удары, росчерки лазерных разрядов, затяжные дуэли крупных кораблей и скоротечные схватки аэрокосмических истребителей – все сливалось в ощущение смертельной, набирающей силу схватки.
В рубке «Прометея» сейчас находились представители разных цивилизаций.
Родион Бутов и Павел Стременков сидели в креслах за главными постами управления, отдельно от других. Мишель и Глеб Полынины общались с Русановым, рядом с ними, игнорируя приготовленное для него кресло, замер старый морф. Двое разумных хонди молча наблюдали за ходом сражения. Денис Рогозин, облаченный в бионический скафандр, только что покинул рубку – он шел коридорами «Прометея», направляясь к своему фаттаху.
– Мы не успеваем. Скорость недостаточно высока, – Мишель вынырнула из киберпространства, – Андрей с уверенностью прогнозирует гибель восьмидесяти процентов атакующих. И это без гарантии, что Н-болг будет уничтожен.
– Пытаюсь увеличить импульс тяги, но гасители инерции на пределе, – сообщил Глеб Полынин.
– Можем задействовать противоперегрузочные системы в дополнение к гасителям, – предложил Стременков.
– Это ничего не даст. – Глеб перевел нейросетевое подключение в фоновый режим. – Прирост получим ничтожный.
Хорс, молча наблюдавший за ходом битвы, изрек:
– Наша скорость уже не имеет значения.
– Тебя не волнует количество потерь? – Мишель взглянула на него.
– Главное остановить их! – Морф инстинктивно удлинил свою руку, его указательный палец вытянулся, пронзил голографическое изображение станции Н-болг.
– Там твои сородичи, – напомнила Мишель.
Хорс неприязненно покосился на девушку.
– Я не слепой, вижу. Вернее – знаю. – Он нервничал. – Они пытаются выжить. Мы не можем предложить им никакой альтернативы. Теперь морфы разделены. И я по другую сторону. На вашей стороне.
– Нам нельзя ввязываться в бой. – Родион Бутов командовал кораблем, и его голос был сейчас решающим. – Тяжело наблюдать со стороны, но рисковать единственным прототипом мобильного гиперпривода мы не вправе. Спасательная операция при благоприятном раскладе сил – вот максимум, что мы можем себе позволить.