«Линкольн» для адвоката
Шрифт:
Но Пауэлл довольно спокойно воспринял наши с Де Ври скверные новости и спросил, согласны ли мы назначить судебное разбирательство на эту же неделю. Де Ври был согласен, я – нет.
– Ваша честь, – сказал я, – мне бы хотелось отложить это до следующей недели, если возможно.
– В чем причина такой отсрочки, мистер Холлер? – с некоторым раздражением вопросил судья. – Обвинение готово, и я тоже хочу покончить с этим делом как можно скорее.
– Я в той же мере хочу с ним покончить, ваша честь, но у защиты есть проблема с установлением местонахождения одного важного свидетеля. Ключевого свидетеля, ваша честь. Я думаю, недельная отсрочка окажется достаточной. На следующей неделе мы сможем продолжить.
Как и следовало ожидать, Де Ври воспротивился
– Ваша честь, обвинение впервые слышит о недостающем свидетеле. У мистера Холлера было почти три месяца, чтобы его отыскать. Ведь именно он настаивал на безотлагательном судебном разбирательстве, а теперь его оттягивает. Я думаю, что это просто тактика проволочек, поскольку он стоит перед лицом такого…
– Вы можете изложить остальные доводы перед жюри присяжных, мистер Де Ври, – сказал судья. – Мистер Холлер, как вы считаете, неделя отсрочки решит вашу проблему?
– Да, ваша честь.
– Хорошо, тогда встретимся с вами и с мистером Кейси в следующий понедельник, но вы должны быть во всеоружии. Это понятно?
– Да, ваша честь. Спасибо.
Секретарь объявил следующее дело, и я отошел от стола защиты. И стал наблюдать, как судебный пристав выводит моего клиента из «загона». Кейси, оглянувшись, бросил на меня взгляд. Его лицо выражало смесь злости и замешательства. Я подошел к Ренальдо Родригесу и спросил, можно ли мне пройти в помещение для арестантов за залом суда, чтобы еще раз побеседовать со своим подзащитным. Такая услуга являлась профессиональной привилегией, предоставляемой большинству адвокатов – завсегдатаев этого суда. Родригес встал, отпер дверь у себя за спиной и провел меня внутрь. Я не забыл, говоря «спасибо», правильно обратиться к нему по имени.
Кейси находился в камере временного содержания вместе еще с одним обвиняемым – тем, чье дело рассматривалось первым. Камера была просторная, по двум ее стенам тянулись скамьи. Чем плохо, когда твое дело слушается одним из первых, так это тем, что потом приходится долго сидеть в этой клетке в ожидании остальных, пока не заполнится обратный автобус до окружной тюрьмы. Кейси подошел к решетке, чтобы поговорить со мной.
– О каком там свидетеле вы толковали? – потребовал он ответа.
– О мистере Грине, [4] – ответил я. – Мистер Грин – вот единственное, чего нам недостает, чтобы двигаться дальше.
Лицо Кейси исказилось гневом. Я постарался предупредить его выпад.
– Послушай, Гарольд, я знаю, что тебе надо сдвинуть дело с мертвой точки и довести его до суда, а потом – и до апелляции. Но по дороге ты должен оплатить фрахт. По собственному большому опыту я знаю: бесполезно требовать от кого-то деньги, когда птичка уже упорхнула. Так что хочешь вступить в игру – плати.
4
В пер. с англ.– «зеленый» (намек на цвет долларовых купюр).
Я закончил и уже повернулся к двери, но потом остановился.
– Только не думай, что судья сейчас не понял, о чем речь, – прибавил я. – У тебя молодой обвинитель, который от усердия землю носом роет и которому не надо беспокоиться, когда и откуда поступит его зарплата. Но Ортон Пауэлл, прежде чем занял судейскую скамью, много лет проработал в защите. Он знает, что такое гоняться за ключевым свидетелем вроде мистера Грина. И он, вероятно, не слишком благосклонно посмотрит на обвиняемого, который не платит своему адвокату. Я ему намекнул, Гарольд, что если захочу скинуть с себя это дело, то сделаю это. Но предпочитаю прийти сюда в следующий понедельник, встать перед судьей и сообщить, что мы отыскали нашего свидетеля и готовы двигаться дальше. Ты понимаешь?
Поначалу Кейси ничего не ответил. Он прошел в дальний угол камеры и сел на скамью.
– Мне нужен телефон, – сказал он, не глядя на меня.
– Звучит неплохо, Гарольд. Я сообщу об этом приставу. Позвони, а потом сиди и терпеливо жди результата. Увидимся на следующей неделе. Мы сдвинем это дело с мертвой точки.
Я быстро зашагал к двери. Терпеть не могу находиться внутри тюремного помещения. Сам не знаю почему. Видимо, потому, что иногда эта грань кажется такой тонкой. Грань между адвокатом преступника и адвокатом-преступником. Порой мне даже трудно определить, по какую сторону решетки нахожусь. Для меня это всегда смертельный номер со счастливым исходом – то, что я вышел из камеры тем же путем, что и вошел.
Глава 3
В коридоре, выйдя из зала суда, я опять включил сотовый и позвонил своему шоферу – сообщить, что выхожу. Потом проверил голосовую почту и обнаружил сообщения от Лорны Тейлор и Фернандо Валенсуэлы. Я решил не отвечать до тех пор, пока не окажусь в машине.
Мой водитель Эрл Бриггс подогнал «линкольн» прямо к выходу. Эрл не вышел из машины, не распахнул передо мной дверцу. Его задача состояла в том, чтобы просто возить меня, отрабатывая мой адвокатский гонорар за освобождение на поруки после обвинения в сбыте кокаина. Я платил ему за работу двадцать баксов в час, но половину этого удерживал в счет возмещения долга. Такое занятие, конечно, приносило ему меньше, чем торговля кокаином, но было законным, более безопасным и он мог его в дальнейшем смело вносить в свое резюме. Эрл говорил, что хочет жить честно, и я ему верил.
Подходя к машине, я услышал басы хип-хопа. Но едва я коснулся дверной ручки, Эрл вырубил музыку. Я сел на заднее сиденье и велел ему ехать в Ван-Нуйс.
– Кого это ты сейчас слушал? – спросил я.
– Мм… «Три-шесть-мафия».
– «Грязный Юг»? [5]
– Точно.
По прошествии многих лет я научился различать разные направления рэпа и хип-хопа – региональные и прочие. Надо сказать, такую музыку слушали большинство моих клиентов, причем многие из них на основе рэпа строили свою жизнь.
5
Направление в музыке хип-хоп, возникшее в середине 1990-х гг.
Я наклонился и поднял коробку из-под ботинок, полную магнитофонных кассет по делу Бойлстона, и выбрал одну наугад. Я отметил номер кассеты и время в маленьком «бортовом журнале», который держу в той же обувной коробке, и передал кассету через спинку сиденья Эрлу, а тот вставил ее в магнитолу. Мне не пришлось просить его уменьшить громкость настолько, чтобы она почти сравнялась с фоновым шумом. Эрл проработал у меня три месяца. Он знал, что делать.
Роджер Бойлстон был одним из тех подзащитных, которых назначал мне суд. Федеральные власти предъявили ему множество обвинений в торговле наркотиками. Отделение по борьбе с наркотиками в течение некоторого времени прослушивало его телефонные разговоры, что привело к аресту и конфискации шести килограммов кокаина, которые он намеревался распространить через дилерскую сеть. Имелись многочисленные магнитофонные записи – более пятидесяти часов телефонных разговоров с разными людьми: о том, какой товар на подходе и когда его ожидать. Он был легкой добычей для властей. Бойлстону, как ни крути, светило надолго отправиться за решетку, и я практически ничего не мог поделать – кроме того, чтобы пойти на судебную сделку: более мягкий срок взамен на сотрудничество со следствием. Впрочем, все это не имело значения. Что было для меня важно – так это магнитофонные записи. Я взялся за дело именно из-за них. Федералы обязались платить мне за прослушивание пленок в порядке подготовки к защите моего клиента. Это означало, что, прежде чем все будет улажено по делу Бойлстона, со мной рассчитаются минимум за пятьдесят часов. Поэтому я позаботился, чтобы эти записи постоянно прокручивались, куда бы я ни ехал на своем «линкольне». Таким образом, если мне когда-нибудь придется свидетельствовать в суде, смогу с чистой совестью сказать, что прослушал каждую из этих кассет, за которые выставил счет дяде Сэму.