Лион Измайлов
Шрифт:
— В то время Дон был красным от погромов.
Прут пошел в Первую Конную к Буденному.
— А что ты можешь? — спросил Семен Михайлович.
— Говорить по-английски и по-французски.
— Это нам не нужно, белые говорят по-русски.
— Могу еще на коне ездить.
— Попробуй, — и Буденный показал на своего коня.
Прут вскочил в седло — конь стал его сбрасывать, однако швейцарская школа верховой езды дала себя знать. Через минуту конь шел испанским шагом.
Буденный закричал:
— А ну слазь, коня мне испортишь!
Прут слез. Буденный спросил:
—
Впоследствии он признался Пруту:
— Загадал: если скажешь «сабля», не возьму.
— Шашка, — сказал Прут.
— Иди в строй, — велел Буденный. Позднее, уже лет через пятьдесят, Буденный позвонил Пруту, позвал к себе. Прут приехал. Буденный лежал на диване.
— Что с вами? — спросил Прут.
— В туалет шел, упал, сломал шейку бедра.
— Вот дела, — сказал Прут. — Две тысячи верст на коне отмахали и не падали.
— Так что же мне, в туалет на коне ездить? — Буденный не острил, но все вокруг, в основном генералы, засмеялись.
— Вы чего смеетесь? — буркнул Буденный. — Прут, он ведь не только еврей, он у меня эскадроном командовал.
Как-то Буденный сказал Пруту:
— На семидесятилетие к тебе я прийти не смогу, но вот Нинка (дочь Буденного. — Л. И.) тебе подарок сделает. Ты где-то выступал и сказал, что литературе тебя учил Горький, а военному делу — Буденный.
В день юбилея Нина вынесла на сцену фотографию — Буденный и Горький у Мавзолея.
Друг Прута Коста был женат на принцессе Кенигсбергской и, когда приехал с ней в гости к Пруту, попросил:
— Ты только не вздумай показывать ей медаль «За взятие Кенигсберга».
— Я, — объяснял Прут одной женщине, — могу посмотреть на стадо коров и сразу сказать, сколько там голов.
— Как это вы так быстро? — спросила женщина.
— Я считаю, сколько ног, и делю на четыре.
В 1945 году Прут, командовавший отделением, оказался в немецком городке. Посмотрел на название и понял, что это именно тот городок, где похоронен его отец. Он со своими солдатами, переодевшись в немецкую форму, отправился на кладбище. В городке все еще были немецкие войска. На кладбище Прут попросил смотрителя найти записи за 1901 год. По числу и месяцу нашли запись «Леонид Прут». Пошли на могилу. Она была тщательно убрана. Все цветы были на месте в соответствии с договором.
Смотритель сказал:
— Вам надо будет в две тысячи первом году приехать и заплатить за дальнейшее.
Прут пообещал приехать.
Дед Прута был полный Георгиевский кавалер. Всем тыкал, но себя позволял называть только на «вы».
Когда в Ростов приезжал царь Николай II, дед преподнес ему золотой портсигар и со словами: «Это тебе от нас», — указал на себя.
Прут рассказывал:
— Когда пришли брать жену Ворошилова, он сказал ей: «Встань спиной к моей груди», — вынул два «парабеллума» и крикнул: «Кто шаг сделает, уложу на месте!»
Отстоял.
— Это был мой комиссар, — сказал Прут.
Речь Прута на юбилее Леонида Утесова:
— Утесов с детства завидовал мне, тетя водила меня к Столярскому и учила музыке. Леня пришел к моей тете и сказал:
— Зачем вы зря тратите деньги,
— Ну и что, — возразила тетя, — там его учат не слушать, а играть.
Когда ввели «лит» на исполнение произведений на эстраде. Прут с Утесовым сделали такую сценку в саду «Эрмитаж».
Прут, сидя в ложе театра, чихнул. Утесов взял бумажку и спросил:
— Кто чихнул?
— Я, — ответил Прут.
Утесов прочитал по бумажке: «Будьте здоровы!»
Когда И. Л. Прут уходил на войну, Любовь Орлова подарила ему две стальные пластинки на грудь. К одной из них она приклеила свою фотографию с условием, что Прут отклеит ее, когда война кончится. Орлова была уверена, что Прут останется в живых.
Во время взятия Берлина Прут со своей группой шел под землей по канализационным каналам.
Вдруг появился фашист и выстрелил с четырех метров в грудь Пруту. Пуля попала в правую пластинку. Пластинка прогнулась. На груди под ней осталась вмятина, которую Прут охотно давал пощупать женщинам.
Прут говорил, что Любовь Орлова была добрым человеком, но некоммуникабельным.
Троюродный брат Иосифа Прута, Изя Юдович, жил в Одессе. В четырнадцать лет сбежал на французский корабль, плавал юнгой.
Началась Первая мировая война, и Юдович, уйдя во французскую армию, стал гражданином Франции. Когда он уехал из России, там осталась девочка шестнадцати лет по имени Мара, которую он любил. В 1922 году он приехал за ней в Екатеринослав.
Во Франции Юдович стал богатым человеком, имел свое предприятие. Началась Вторая мировая война. Они бросили все и уехали на юг Франции. Он работал плотником, она возила что-то на мотоцикле. Оба были участниками Сопротивления. Она подорвалась на мине. Осталась инвалидом и хотела покончить с собой. Он вошел в комнату, когда она писала прощальное письмо.
Юдович сказал:
— Если бы ты это сделала, я бы лег рядом.
Кончилась война. Юдович оказался без денег. Попросил тридцать тысяч франков у какого-то друга. Тот отказал:
— Тебе нечем отдавать.
Тогда он взял взаймы у своей бывшей секретарши. Через год стал миллионером на финском лесе. В знак благодарности купил секретарше дом за городом. Секретарша жила там со своей дочкой и внучкой. Юдович полюбил дочку. Начался роман. В конце каждой встречи он оставлял своей любовнице 1000 долларов на жизнь. Однажды, когда он в очередной раз приехал, внучка секретарши сказала, что ее мама умерла. И подала Юдовичу коробку. Там лежали все до единого чеки и записка: «Я была с тобой, потому что очень тебя любила».
История эта описана Валентином Катаевым в его повести «Кубик».
А получилось все так. В. Катаев перед отъездом в Париж, зная, что у Прута там родственники и друзья, попросил Иосифа Леонидовича дать ему рекомендательное письмо к кому-нибудь. Прут дал к Юдовичу. Оба они, и Юдович, и Катаев, из Одессы — будет о чем поговорить. Катаев жил у Юдовичей. Более того, когда он заболел, Мара в Ницце, оплатив Катаеву отель на целый месяц, ухаживала за ним. А Юдович вел с ним долгие откровенные беседы, в частности, рассказал всю приведенную выше историю, добавив при этом, что его жена до сих пор ни о чем не догадывается.