Лионесс. Том 2. Зеленая жемчужина. Мэдук
Шрифт:
Три тюремщика стояли отдельно – угрюмые и встревоженные, они все еще презрительно делали вид, что не имеют отношения к происходящему. Один, тяжеловесный пузатый великан, отличался почти полным отсутствием подбородка и шеи. В отличие от него второй – старик с приподнятыми костлявыми плечами и высоким лбом – мог похвастаться выдающимся подбородком и длинной шеей. Третий, человек не старше Эйласа, бодрился, неубедительно изображая усмешку, и посматривал то на солдат, то на виселицу.
Эйлас тихо обратился к узникам:
– Не беспокойтесь, вы свободны. Теперь вас никто не тронет.
Один
– Теперь? Что такое «теперь»? Время потеряло смысл. Я ничего не помню. Помню, что меня зовут Нольс – только потому, что нужно прятаться, когда зовут. Остальное – сон.
Другой узник, с детским удивлением смотревший на виселицу, указал на нее скрюченным пальцем:
– Гляди-ка! Это же сэр Хьюн – висит, качается, как мешок с дерьмом! Подумать только, дохлый барон! Ох, он меня умиляет, как лицо покойной матушки!
Нольс протянул дрожащую руку в направлении палачей:
– А вот наши друзья-товарищи – Гиссис, Нук и Лютон! Они опять будут нас сторожить и пытать?
– Ни в коем случае! – отозвался Эйлас. – Их повесят – что, пожалуй, для них слишком легкая участь. Сержант! Вздерни трех мерзавцев.
– Подождите! – внезапно покрывшись холодным пoтом, закричал молодой тюремщик по имени Лютон. – Мы только выполняли приказы! А если б мы этого не делали, десятки других поспешили бы занять наше место!
– И сегодня они болтались бы в петле вместо вас… Сержант, не мешкай!
– А-р-р-р! – зарычал Нольс, поддерживаемый хриплыми возгласами оживившихся узников. – А как насчет Черного Трумбо? Он-то почему на свободе? Да еще ухмыляется – прямо кроткий ангелочек!
– Черный Трумбо? Это еще кто?
– Вот он стоит, старший лучник сэра Хьюна. Ему больше всего нравится нагайка, она задорно свистит в воздухе. Эй, Трумбо, не прячься за спинами! Почему не подойдешь, не поздороваешься? Ты же, можно сказать, мой закадычный приятель, тебе известен каждый шрам на моем теле! А теперь ты делаешь вид, что со мной не знаком. Как тебе не стыдно?
Эйлас смотрел туда, куда показывал Нольс:
– Кто из них Трумбо?
– В кожаном шлеме, с лицом, круглым, как луна. Он-то и есть самый главный палач.
– Трумбо! – позвал Эйлас. – Приглашаю на эшафот. Мне не нужны в армии палачи.
Трумбо повернулся и отчаянно ринулся к ближайшему склону, надеясь взобраться по скалам – но, будучи человеком несколько корпулентным, быстро выдохся. Солдаты оттащили его, проклинающего сквозь слезы всех и вся, на виселицу. Уже через час Эйлас вернулся со своим отрядом в Дун-Даррик.
3
Баронов Южной Ульфляндии снова созвали на совет – на этот раз в Дун-Даррике. По такому случаю над кострами жарились нескольких быков, и король приказал выкатить бочку хорошего вина.
Сегодня прогульщиков не было – явились все феодалы. Они снова расселись за длинным столом, потихоньку переговариваясь, но теперь их настроение заметно изменилось. Мрачные и задумчивые, они выглядели скорее подавленными, нежели дерзкими.
Эйлас поспешил объявить цель собрания перед тем, как будет выпито слишком много вина. Однако вместо того чтобы выступать с речью, он молча сидел на троне. Протрубили фанфары, призвавшие к молчанию и вниманию.
– Да услышат все, у кого есть уши, слова, начертанные королем Эйласом! Так говорит король! «Позавчера сэр Хьюн из Трех Сосен нарушил мой строгий указ. Всем присутствующим известны последствия его проступка. У себя в подземелье он содержал узников – что также противоречит если не букве, то духу моих постановлений.
В ближайшие дни мною будет утвержден свод законов Южной Ульфляндии, согласованных с законами Тройсинета и Дассинета. В каждом округе страны будут назначены шерифы и судьи. Они будут отправлять правосудие, их власть распространится на все сословия, высшее, среднее и низшее. Собравшиеся сегодня лица освобождаются от этой явно обременительной обязанности.
Повторяю: судить могут только судьи, наказывать преступников – только шерифы. Всех заключенных в казематах крепостей феодалов, присутствующих на нашем совещании, надлежит передать на поруки моим уполномоченным. Эти представители сопроводят вас по возвращении домой. Отныне вы не имеете права держать в заключении, в кандалах или в колодках кого-либо из моих подданных; несоблюдение указа навлечет на вас королевский гнев – быстрый и бесповоротный, как почувствовал на своей шкуре сэр Хьюн.
Помимо всего прочего, я обнаружил, что сэр Хьюн развлекался пытками. Даже если пытке подвергается ваш враг, это отвратительное занятие, недостойное благородных людей – ему нет оправдания. Отныне я объявляю пытки любых разновидностей, уже известные и еще не изобретенные, тяжким преступлением, наказуемым смертной казнью и конфискацией имущества.
К сожалению, справедливость не позволяет мне наказывать преступления, совершенные до вступления в силу моих указов. Вы можете не опасаться возмездия за то, что осталось в прошлом. Сегодня каждого из вас, по очереди, допросят сэр Пирменс, сэр Малуф или сэр Тристано. Вы обязаны сообщить имена и состояние всех узников, находящихся у вас в заключении, а также имена всех работающих на вас палачей и тюремщиков. После этого вы немедленно отправитесь домой, а поименованные заключенные будут переданы под опеку моих уполномоченных. Палачи и тюремщики будут задержаны – таких людей опасно отпускать на все четыре стороны. Их привезут сюда, в Дун-Даррик; из них, по всей видимости, будет сформирован особый штрафной батальон. Те из вас, кто пользовался услугами палачей, разделяют их вину, но, как я уже заметил, я не могу наказывать за преступления, совершенные до того, как они были запрещены.
Теперь сэр Пирменс, сэр Малуф и сэр Тристано займутся вашим допросом. Настоятельно рекомендую сотрудничать с ними, говорить правду и ничего не утаивать – разумеется, ваши сведения будут проверены».
Таковы, господа, слова его королевского величества Эйласа!
4
Бароны разъехались – почти все они собирались по пути домой провести ночь у друзей или родственников. Каждый уехал в сопровождении тройского рыцаря и шести солдат, обязанных проследить за строгим соблюдением указов короля, каковое в большинстве случаев состояло в обмене пленниками-заключенными между враждующими крепостями.