Липяги
Шрифт:
— А-а! — Алексей Иванович махнул рукой. — Какое там «опровержение»! Кто там будет читать! Оставьте. Все это пустое! Я же не грудной ребенок, которого надо успокаивать пустой погремушкой. Они правы. Их можно упрекнуть разве в некоторых передержках. Но это, в общем, пустяки.
Алексей Иванович вдруг успокоился. Именно это и настораживало. Если бы он продолжал метать громы и молнии, то для него, пожалуй, было бы лучше. Но он слишком быстро успокоился. Представляю, сколько стоило ему такое спокойствие.
— В общем, хватит об этом! — сказал Алексей Иванович нарочито бодрым голосом. — У меня есть более приятная новость: правление выделило школьной бригаде участок. Поскольку мы собрались, я предлагаю
Мы переглянулись с Надеждой Григорьевной и стали уговаривать его, чтобы он лег и принял сердечное. Алексей Иванович и слушать о том не хотел. Пришлось сделать вид, что мы все обрадованы сообщенной им новостью. Я принялся помогать Надежде Григорьевне, хлопотавшей на кухне; дед Печенов носил посуду с кухни в комнату; зоотехник «сервировал» стол. Мы стремились свести дело к одному чаю, но Алексей Иванович потребовал настойки и сам выпил толику за компанию.
Никогда еще Алексей Иванович не был так хорош, как в тот вечер. После закуски, за чаем, разговор зашел об истории земледелия. Больше всех говорил хозяин. Гости в основном слушали. Алексей Иванович рассказывал об интересных вещах. Некоторые его мысли поразили меня. Он говорил, что история земледелия в наших местах насчитывает десятки веков. Это подтверждается археологическими находками. В раскопках древних городищ по Оке и Проне найдены хорошо сохранившиеся зерна злаков, зернотерки, сосуды для хранения зерна. Веками люди рыхлят, распыляя, землю. Еще на нашей памяти, говорил Алексей Иванович, отцы и деды пахали деревянной сохой, жали хлеб серпом. Мы заменили соху трактором, серп комбайном. Тракторы углубили пахотный слой, следовательно, увеличили эрозию. Комбайны стригут стебли злаков до самой земли, и мы увозим солому, как и зерно, черт знает куда. Во всяком случае, не возвращаем естественные остатки в поле, как делал это крестьянин в своем хозяйстве. Создав новые, индустриальные способы обработки земли, мы не позаботились о создании столь же производительных индустриальных способов компенсации, то есть внесении удобрений. Этим грубо нарушили естественную цепь, созданную природой.
— Теперь мне и самому смешно, — говорил с иронией Алексей Иванович, — что когда-то вместе со своим учителем Требором я обожествлял эти самые травы. Многое должно было случиться, чтобы я понял, что травы — это наша старая русская телега. В старые времена, когда в эту телегу впрягали лошадку, еще можно было на ней ездить. Но представьте себе на минуту, что вместо лошади мы приспособили бы к телеге форсунку реактивного двигателя. Что осталось бы от нее? А ведь именно так обстояло дело до последнего времени у нас в земледелии. Техника обработки стремительно шагнула вперед, а пополнение взятого, все эти травки, оставалось на уровне телеги. Куда там! Похуже еще. Алексей Иванович был в ударе. Никогда б не подумал, что он так красноречив. Мы слушали его, не перебивая. Дед Печенов не нюхал своего зелья: зоотехник, любивший выпить лишнюю рюмку, не допил и первой.
— В отношениях человека с природой, — продолжал Алексей Иванович, — должен соблюдаться один закон: сколько взял, столько и отдай. Мы из года в год нарушали его. Брали пригоршнями, а возвращали щепотками. Настала пора рассчитываться за рапорты побед! Между тем индустриальный метод компенсации взятого у земли есть. Это минеральные удобрения. Только с помощью химии мы сможем быстро и решительно повысить плодородие наших земель, поднять урожаи. Интенсификация — единственно правильный путь, ибо он соответствует настоящему высокому уровню производительных сил. Сухарников был прав. Ох, как прав! А мы все вместе с Вильямсом и Требором неправы! Придумали же: «Травы — вершина науки!» А все от нашей бедности. Хотели брать пригоршнями.
Мы не отходили от него всю ночь, пока не приехал врач. Утром я едва держался на ногах. Однако уроки вел, как всегда.
Трудная была весна. Приближались экзамены, а с ними и новые заботы. Весь день я проводил в школе, а вечером спешил к агроному.
Алексей Иванович понемногу приходил в себя.
У него парализовало правую сторону тела. Он не мог пошевелить ни ногой, ни рукой; долгое время не говорил, а только мычал что-то нечленораздельное. Недели через две речь стала восстанавливаться. Однако чтобы не переутомлять его, с ним мало разговаривали. Старались больше читать ему. Он сам просил. Он просил, чтобы ему читали газеты. Но по тайному уговору с Надеждой Григорьевной все газеты из дому были изъяты. Это, конечно, жестоко — не выполнять желаний больного человека, но нам казалось, что мы тем самым сохраняем его спокойствие. Не тут-то было! Алексей Иванович каким-то образом все равно узнавал газетные новости. Видимо, кто-нибудь из посещавших его — либо дед Печенов, либо зоотехник — рассказывал.
Вот лежит он. Уже поздно, солнце зашло, и на столике, возле которого я сижу, горит лампа. Я читаю ему «Дневник археологических раскопок» Городцова. Вдруг Алексей Иванович делает усилие и, хотя ему совершенно нельзя поворачиваться, наклоняется и подает знак рукой, чтобы я остановился.
— Хлеб — это основа основ нашего богатства. Будет хлеб — будет и мясо и молоко.
— Да, — соглашаюсь я. — Но вы не думайте сейчас об этом. Лучше давайте я вам почитаю. Вот тут про раскопки в нашем уезде.
Алексей Иванович движением руки закрыл книгу.
— Брось, я ведь читал про эти городища! Лучше скажи: семян гороха достали?
— Достали.
Алексей Иванович успокоился и долго лежал молча. Мне показалось, что он забылся и заснул. Я хотел было встать, но он остановил меня.
— Ничего! — сказал он, бодрясь. — Хлеба мы скоро будем иметь в изобилии. Пройдет немного времени, мы создадим химию. Будут удобрения. Будут гербициды для борьбы с сорняками. И дела у нас пойдут! Вот я встану, и мы…
И, оживившись, Алексей Иванович снова начинает толковать про свой план, про то, как он из каждого ученика воспитает землепашца. Не проходит вечера, чтобы мы не беседовали об этом. И всякий раз в план вносятся какие-нибудь дополнения. Сначала агроном хотел, чтобы его будущие воспитанники занимались исключительно полеводством: хорошо знали агротехнику, машины, уход за пропашными. Потом ему показалось, что такой подход слишком односторонен: бригада возьмет еще и молочнотоварную ферму. Оборудуем ее чуть ли не полупроводниковыми доильными агрегатами, автоматизируем подачу кормов и т. д. и т. п.
Однажды я застал Алексея Ивановича за странным занятием. Обложившись со всех сторон подушками, он сидел на кровати и писал. Поверх одеяла лежал том «Дон-Кихота», а на книге — стопка бумаги. Исписанные листки валялись на столе, на подушках. Правая рука слушалась еще плохо, и он выводил каракули левой.
— Хорошо, что ты пришел пораньше, — сказал Алексей Иванович. — Я пишу педагогическую статью и хотел бы с тобой кое о чем посоветоваться.
Прочь беспрерывное сидение за партой, в стенах школьного здания! Перенести учебу в поле, на фермы! — таков был смысл статьи.