Лира и Кошмар
Шрифт:
«Смерть, – думала она, и губы ее сами расползались в довольной ухмылке. – Смерть. Смерть. Смерть!»
Буря утихла, воздух снова стал чистым и прозрачным. Ноги женщины подкосились, и здоровячка, издав последний вздох, тяжело рухнула к ногам Элеоноры; ее голова накренилась вбок, глаза уставились прямо на юношу, который все это время наблюдал за происходящим, задержав дыхание. Несколько секунд они пребывали в абсолютном молчании. Затем Кошмар всхлипнул.
– Ты убила ее, – сказал он чуть слышно. – Убила мою возлюбленную.
– Она хотела убить тебя.
– Не лги мне, синеволосая дрянь. Гроза пришла,
– А может быть, просто дашь мне возможность высказаться и послушаешь, как все было на самом деле?
Кошмар глухо расхохотался; по его щекам бежали слезы, и он не пытался их скрыть.
– Зачем мне слушать твою ложь? Да и вообще, с какой стати врагу оправдываться перед врагом? Мы по разные стороны баррикад. Мы не друзья. То, что ты убила мою любимую, совершенно нормально. Ты должна была сделать это, чтобы оставить пленника при себе и не дать Грозе возможности сбежать со мною. Я не хочу слу…
Он всхлипнул и разрыдался, на этот раз в полный голос.
«Если Гроза сумела пробраться в башню, значит, могут и другие, – встревоженно подумала Элеонора. – Как скоро мне следует ждать новых гостей?»
– Госпожа! – Запыхавшийся и перепуганный, в пыточную ворвался Бобби. – Я слышал крики, шум…
Девушка молча кивнула в сторону мертвой воительницы, растянувшейся на полу.
– Кто это? – удивился домовой.
– Думаю, что Маска, союзница нашего пленника.
– Но почему же она тогда, собственно, не в маске? Лицо женщины открыто, а это у них, насколько мне известно, равносильно смертному приготовору.
Кошмар шумно выдохнул и забился в своих путах. Былые силы возвращались к нему. Еще немного, и юноша снова сумеет атаковать волосами. Вторую возможность отомстить Спасительной Лире он уже не упустит.
– Гроза пришла сюда, чтобы убить любимого, – печально ответила девушка. – Сама она, должно быть, планировала отправиться следом.
– Что ж, я думаю, нам стоит исполнить ее мечту и позволить влюбленным встретиться по ту сторону, – на удивление бессердечно предложил домовой. – Надеюсь, Триединая простит злодеям их грехи.
Кошмар только нехорошо усмехнулся.
– Чести во мне всегда было маловато, – сказал он самодовольно, – ровно как и любви к Черной Материи. Умирать я не собираюсь, сдаваться вам – тоже.
Путы легко порвались, длинные белые волосы, поднявшись в воздух, ринулись вперед, силясь обхватить своими путами шею Элеоноры. Девушка застыла как вкопанная, с дурацким и необъяснимым вожделением глядя на острые скулы, на пронзительные белесые глаза, на светлые руки, сжатые в кулаки.
«Идиотка! – кричала она мысленно, отчаянно пытаясь направить прану, однако вместо ярости ее сердце рождало лишь сладострастную печаль. – Соберись! Неужели ради этого умер господин Адриан? Ради того, чтобы ты направилась следом за ним в первый же день своей взрослой жизни?!»
Комната закружилась, исказилась; стены, прежде давившие со всех сторон, начали разъезжаться. Пол полетел вниз, и Кошмар, потеряв равновесие, смешно грохнулся вниз и растянулся на холодном камне. Нескольких секунд хватило, чтобы девушка снова взяла себя в руки и отринула навязчивый мыслеобраз любви; ярость затрепетала в ее теле, коснулась кончиков пальцев на руках и ногах. Теперь она могла атаковать, могла разрушать чужие судьбы.
Бобби – причина возникшего хаоса – стоял, раскинув руки в стороны, и в его распахнутых глазах отражалась комната. Девушка знала, что, будучи домовым, он обладал безраздельной властью над башней, однако даже подумать не могла, что его силы настолько велики. Одной лишь силой мысли этот рыжеволосый парнишка был способен исказить пространство до неузнаваемости, заставить всю башню ходить ходуном.
Кошмар попытался приподняться, однако потолок резко полетел вниз, цепи, слетев со стены, оплели его тело и волосы.
– Еще одно движение – и твои патлы будут вырваны с корнями, – холодно сказал Бобби, возвышаясь над поверженным соперником. Его голос был непривычно холодным, потусторонним, каким-то чужим. Элеонора не знала этого домового, никогда не встречалась с ним. – Сдавайся.
Юноша поднял на Бобби полные слез глаза и неприятно расхохотался.
– Моя богиня совсем не разбирается в людях! – воскликнул он излишне театрального. – Что за олуха она избрала в качестве своего протеже? Зачем я вообще во все это ввязался?
Хохот перерос в слезы. Элеонора не могла выносить этого, ее сердце резали тысячи невидимых ножей.
«Слишком много смертей. Адриан, Гроза, следом за ними последует и Бобби».
Девушка кинулась вперед, теряясь в искажающемся пространстве, врезаясь в кривые дугообразные стены. Ей нужно было выбежать из пыточной – любой ценой. Находиться здесь она была больше не в состоянии. Схватившись за ручку двери, которая настырно ускользала от Элеоноры на протяжении нескольких секунд, девушка, тяжело дыша, вывалилась в коридор и, сделав шаг вбок, медленно сползла по стенке. Большие потери праны давали о себе знать, голова слабо кружилась, в горле стоял ком.
Она стояла на пороге великих перемен и страшных начинаний, но по-прежнему чувствовала себя той жалкой и незаметной девчонкой с синей стрижкой, достойной лишь парочки косых взглядов от надменных прохожих. Великая героиня? Талантливая воительница? Спасительная Лира? Она?!
Руки девушки тряслись, ноги подкашивались. Она поднялась, цепляясь за стену, едва не ломая короткие ногти, и медленно направилась к лестнице, не думая ни о себе, ни о Кошмаре, ни даже о завтрашнем дне.
– О Триединая, – прошептала она одними губами. – Избавь меня от этого бремени.
Никто так и не откликнулся.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ДОВЕРИЕ И СТРАХ.
Слабейшая из всех слабых,
Она обладала силою, недоступной многим.
Спрошу я себя опять: считается ли беспомощностью власть,
Способная дергать нити на плечах у могучей марионетки?
Хранительница Знаний Мередит, «Моя дорога»
Сова сидела на своей громадной жердочке и жутко таращилась в пустоту; ее кривая тень нависала над ступенями и лестничным пролетом, где замерла Ариадна, скрестив руки на груди. Вид у девочки был, разумеется, грозный, однако сердце все равно сжималось от страха.