Лирелии – цветы заката
Шрифт:
– Ты прекрасно знаешь, что мы с мамой всегда будем переживать за тебя! – возразил папа. – По-другому быть не может. Мы всегда будем переживать за Свенельда, тебя, Марнемира с Бригиттой. Настанет время, и ты поймешь нас. Когда у тебя появляется ребенок, твое сердце уже навсегда бьется в нем. И его неудачи ты воспринимаешь как свои. И сердцу твоему всегда больно и горько, когда ты видишь слезы своего ребенка. Мне как твоему отцу хотелось бы, чтобы твой избранник относился к тебе так же бережно, как я.
– И чтобы он смотрел на тебя, как на меня смотрит твой папа даже спустя сотни лет, – продолжила мама.
– Ох, мои дорогие, боюсь, что в таком случае дорожка моей жизни идет прямо
– Это ж еще почему? – удивилась мама.
– Потому что такого мужчины не существует в природе. Никто не будет любить меня так же, как вы.
– А вот и неправда! – возразила мне мама. – Никогда не суди всех мужчин по двум встретившимся на твоем пути остолопам.
– Я полностью солидарен с тобой, моя дорогая, – сказал папа, поцеловав маме руку. – И вообще, не забывай, наша северная принцесса, – ты у нас самая красивая, остроумная, обаятельная и привлекательная девочка на свете. И закидоны некоторых обалдуев, которые не умеют держать в узде свои… свой… ну в общем, ты поняла, еще не повод себя обесценивать и считать неполноценной.
– Мам, пап, я вас так люблю! – и я порывисто обняла родителей.
– А мы тебя любим, цветочек ты наш, – ответила мама, и эти объятия вновь стали самым лучшим подорожником для моей души.
К обеду я спустилась уже в приподнятом настроении. Столовую заливал солнечный свет через большие панорамные окна. Ветер колыхал занавески, принося с собой звуки прибоя и крики чаек с моря. Вся наша семья, которая сегодня была в полном сборе, неспешно накрывала обед. Со стороны сада слышался детский смех и скрип качели. В середине обеденного стола, накрытого белой накрахмаленной скатертью с кружевами, в высокой, прозрачной, как горная река, вазе стоял букет из любимых мной нежно-пастельных лирелий с распустившимися сиренево-розовыми, белыми и пудровыми бутонами. Росли они на лугу среди гор в Восточной и Северной империи и у нас считались редкостью. Мне с детства нравился их тонкий, ненавязчивый, сладковато-свежий аромат, и даже мой парфюм содержал в себе нотки любимых цветов.
– Это дедушка для тебя принес букет, – сказал Свенельд, зайдя в столовую с большой хлебной корзинкой. – Они с бабушкой пришли порталом минут десять назад. И дядя Ингемар с Лагертой только что прибыли. Так что сегодня мы обедаем в более чем полном составе.
– А Регина где они забыли?
– Он сегодня дежурит в горах, – ответил Свен.
Обстановка за обедом царила легкая и непринужденная, как и всегда. Никто не упоминал о Дарэне и этой злосчастной свадьбе. Все дружненько делали вид, словно ничего не произошло, и спрашивали меня о чем угодно, только не о случившемся вчера, и за это я была благодарна своей семье. Однако совсем уйти от обсуждения минувшего вечера не удалось, поскольку Лаира, младшая дочь Свенельда, наклонившись к Бригитте, громким шепотом спросила: «Ты слышала, что Джеран вчера убегал от барана, а потом сражался с напавшим на него индюком на скотном дворе какого-то трактира на окраине?» Сказанное ей услышали все, и бабушка с дедом изумленно переглянулись, подавляя смешки.
– Ох, Джеран, Джеран! Кажется, что приключения находят его сами. У нашего гения математики осеннее обострение? – промолвил дедушка, с улыбкой поглядывая в сторону Элинн.
– Это уж точно, – ответила та со смехом. – Воспаление поисковика приключений. Ну не может мой дорогой брат жить спокойно. Все-таки гениальность – тяжелое бремя.
– Я так понял, что именно этот самый поисковик и пострадал в неравной схватке с обитателями скотного двора, – заявил папа, сдерживая смех.
Многоголосый гром хохота сотряс столовую.
– Кстати говоря, его лучший друг с поры студенчества вернулся в столицу, – вспомнил
– О-о-о, ну все, – протянул дед, качая головой, – держись, южная столица! Два мэтра суетологии выходят на дело! Спасайся, кто может!
Смех деда тут же поддержали остальные.
– Кстати, слышал новость? Эрик Нордвинд собирается поселиться в Альтарре, – сообщил Свен папе, когда все успокоились и перешли к чаю.
– Это тот, который делал украшения для Герды? – спросила мама.
– Он самый, – ответил Свен. – Прожил около трехсот лет в Петербурге, несколько раз служил в Балтийском флоте. А тут вдруг – оп! И решил перебраться к нам. Внезапно так.
– Свободные дамы высшего света уже взволнованы, – с улыбкой промолвила Элинн. – Правда, ходят слухи, что он переезжает сюда ради прекрасной леди, личность которой остается неизвестной. Что еще может заставить мужчину сорваться и покинуть давно облюбованное место?
– А что же, этот лорд Нордвинд, судя по фамилии, один из наших, выходец из викингов Эсфира? – поинтересовался дедушка у Свена.
– В прошлом Эрик действительно был викингом, старшим сыном ярла. Жил во времена христианства на территории современной Швеции. А потом там случилась какая-то трагедия, не знаю ее деталей, и он стал вампиром. У него остался младший брат Вальгард, тоже вампир. Живет со своей семьей в Северной империи.
– Да ты что! – удивился дедушка. Вальгард Нордвинд… Нет, это имя я не слышал. А ты, Марта? – обратился он к бабушке.
– И я не знаю такого лорда, – ответила бабушка.
– Их усадьба находится в княжестве Торндхольм. Город не помню, – пояснил папа.
– Далековато от нас, – заключил дедушка. – Поэтому я не слышал раньше об этой семье.
Дальше я уже не слушала, о чем они говорили, задумавшись о предстоящей учебной неделе в Академии. Мне было совершенно неинтересно, зачем и почему этот лорд Нордвинд приезжает в нашу столицу, кто он такой и что из себя представляет. Но стоит отдать должное его ювелирному мастерству и филигранной работе – венец и серьги, сделанные его руками, вмиг стали одними из любимых комплектов в моей коллекции драгоценностей и даже заинтересовали супругу императора. Увидев меня на балу по случаю моего двадцатого дня рождения, она пришла в восторг и попросила контакты этого лорда у Свенельда.
Уже стоя в прихожей в традиционном простом белом платье для девичника с рунической вышивкой и надевая плащ, я вдруг услышала тихий, низкий, вибрирующий гул. Оглянулась в поисках его источника и поняла, что этот звук шел словно отовсюду. Было что-то в этом гуле тревожное и зловещее, что не давало отмахнуться от него, как от назойливой мухи, и воспринимать как белый шум.
– Бастет, ты это слышишь? – спросила свою питомицу.
– Что слышу? Пение птиц?
– Нет. Гул.
– Гул? – Бастет пришла в замешательство. – Нет. Еще раз тебе говорю, никакого гула я не слышу. Только пение птиц и шум прибоя. На море сегодня бриз. Дети в гостиной с настольной игрой сидят. Фрея с Элинн играют в четыре руки на рояле. Если сосредоточиться, то могу услышать, как хлопают по столу игральные карты у мужчин. Это все. Никакого постороннего гула.
А я его слышала. Как и все те звуки природы, о которых говорила моя кошка. Может, прибой не так отчетливо, слух у меня все же не сверхчувствительный, а самый обычный. А гул все нарастал, но при этом оставался таким же низким, монотонным и не перекрывал другие звуки.
– Герда, по-моему, тебе надо было еще поспать, – промолвила Бастет, внимательно глядя на меня своими круглыми ярко-зелеными глазищами.
Меня посетила мысль позвать кого-то из гостиной, но тут я поняла, что гул прекратился. Причем непонятно, в какой момент это произошло.