Лирика
Шрифт:
Я поминутно, мнится мне, внемлю
Послу Мадонны; шлет его, взывая;
И вот – во мне, вокруг – вся жизнь – иная,
А годы столь смирили мысль мою,
Что сам себя едва я узнаю,
Все издавна привычное меняя,
Срок был бы счастлив знать, но роковая
Грань, чую, близко: я уж на краю.
О день блажен, когда тюрьму земную
Покину, свой покров раздранный сброшу,
Тяжелый, утлый, смертный; воспарю
И, в черной тьме покинув
Такой чистейшей выси возревную,
Что я Творца и Донну там узрю.
Богатство наше, хрупкое как сон,
Которое зовется красотою,
До наших дней с такою полнотою
Ни в ком не воплощалось, убежден.
Природа свой нарушила закон
И оказалась для других екупою.
(Да буду я с моею прямотою
Красавицами прочими прощен!)
Подлунная такой красы не знала,
И к ней не сразу пригляделись в мире,
Погрязшем в бесконечной суете.
Она недолго на земле сияла
И ныне мне, слепцу, открылась шире,
На радость незакатной красоте.
Суровость неги, мягкость отклоненья,
Вся – чистая любовь и состраданье,
Изящна и в презренье, – страсть; пыланье
Во мне умерить мнила, нет сомненья;
Речей ее светились выраженья
Достоинством и тонкостью – вниманье;
Цвет чистый, ключ красы, что в обаянье
Все низкие смывает помышленья;
Взор неземной, творящий персть блаженной,
То гордый, весь – запрет надежд и пыла,
То быстрый, мощь дарящий жизни бренной;
В чудесных этих измененьях было
Мне явлено, где корень неизменный
Спасенья, в коем иссякала сила.
Блаженный дух, ко мне, средь дум своих,
Склонявший взор, светлей, чем луч небесный,
Давая жизнь словам и вздохам песней
(Моя душа не забывает их),
Проходишь ты в видениях моих
Среди фиалок, рощицей прелестной,
Не женщина, но ангел бестелесный,
В своем сиянье сладостен и тих.
К Зиждителю ты возвратилась вновь,
Отдав земле прелестнейшее тело,
Твоя судьба в том мире высока.
Но за тобой ушла с земли Любовь
И Чистота, – и Солнце потускнело,
И Смерть впервые стала нам сладка.
Пичужка, ты поешь ли, улетая,
Или оплакиваешь то, что было,
Зимы и ночи близкой ждешь уныло,
Минувшей неги пору вспоминая;
Ты, как свои живые муки зная
Все, что меня не меньше истомило,
На грудь бы к безутешному склонила
Полет, с несчастным горестно стеная.
Не ведаю, равны ли мы в потере;
Оплакиваешь, мнится, ты живую;
Мне ж смерть и небо, жадны в равной мере,
Ввек уделили ночь и зиму, злую,
И вот с тобой в одной тоске и вере
О сладостных и горьких днях горюю.
Амур, благое дело соверши,
Услышь меня – и лире дай усталой
О той поведать, кто бессмертной стала,
На помощь бедной музе поспеши.
Уверенность моим строкам внуши,
Чтоб в каждой правда восторжествовала:
Мадонна равных на земле не знала
Ни в красоте, ни в чистоте души.
Он: "Дело не из легких, скажем прямо.
В ней было все, что любо небесам,
И ею горд недаром был всегда я.
Такой красы от первых дней Адама
Не видел мир, и если плачу сам,
То и тебе скажу – пиши, рыдая".
О время, ты в стремительном полете
Доверчивым приносишь столько зла!
О быстрые – быстрее, чем Стрела,
Я знаю, дни, как вы жестоко лжете!
Но я не вас виню в конечном счете:
Природа вам расправила крыла,
А мне глаза, несчастному, дала,
И мой позор и мука – в их просчете.
Надежный берег есть – к нему привлечь
Давно пора вниманье их, тем боле
Что вечных бед иначе не пресечь
Амур, не ига твоего, но боли
Душа моя бежит: о том и речь,
Что добродетель – это сила воли.
В мой угол аура веет – и впиваю
Священную, и в сновиденье смею
Делиться с нею всей бедой моею,
Как пред живой, бывало, не дерзаю.
Со взгляда нежного я начинаю,
Мне памятного мукой долгой всею;
Потом – как, рад и жалок, полон ею,
За часом час и день за днем страдаю.
Она молчит; от жалости бледнея,
Мне в очи смотрит и вздохнет порою
И лик слезою чистой украшает.
Моя душа, терзаясь и болея,
Себя корит и плачет над собою
И, пробудясь, сознанье обретает.
Мне каждый день – длинней тысячелетий
Без той, кого на землю не вернуть,
Кто и сейчас мне указует путь
В иную жизнь из этой тесной клети.
Не в силах мира суетного сети