Лирика
Шрифт:
Вне
Душа мертва. Свершилось преступление...
Стирая с губ несказанное слово,
Стою; и злые призраки былого
Смеются мне в лицо до исступления.
Почить в огне, на углях сожаления,
На грани ожидания иного.
И в одеяниях Бога всеблагого
Сокрыть лицо, чтоб не увидеть тления.
Твердя молитвы вечные
Шептать: "Спаси! Избавь меня от веры!
Мне не по силам принятое бремя..."
Я разрываю ткань небесной сферы...
Но где же Он?.. Вокруг одни химеры
С тоской в глазах... О каиново племя!
Вьюга
Вьюга... Вьюга... Иль вечность просыпалась снегом...
Или время прервало свою бесконечную прыть...
Иль хмельная тоска пронеслась по душе печенегом
И осталась во мне, чтоб коня из души напоить...
Под горящим торшером просыпалась мастью колода,
Отражается в матовом зеркале трефовый туз.
И нелепые мысли, толпою безумного сброда,
Наблюдают как чахнет воздетый на крест Иисус.
Ах похмельная замуть! Нависли усталые веки.
Оброненное сердце застыло в пролитом вине.
Накликают мне смертушку скрюченные человеки
И трубящий архангел давно уж взывает ко мне.
Неприкаянный ветер уносится в небо молитвой,
И простуженный вечер стучится в слепое окно...
Кто-то бросился в ночь, распаленный кипящею битвой.
И сдержать бы коней, да сдержать их уже не дано...
Приоткрытая дверь запускает проснеженный холод.
Но никто не войдет, и напрасно открыта она.
Я и сам уж не помню, когда-нибудь был ли я молод,
И была ли когда в этом мире безумном весна.
Нерасцветшая жизнь умирает на плахе печали.
Налетели года - мою память терзать вороньем.
Я дорогою шел, уводящей за синие дали,
Только путь в синеву оказался нелепым враньем.
А теперь эта вьюга! Иль вечность просыпалась снегом?..
Или время прервало свою бесконечную прыть?..
Иль хмельная тоска пронеслась по душе печенегом
И осталась во мне, чтоб коня из души напоить?..
Я не знаю, не знаю. Но это до одури больно -
Словно кто-то об сердце затачивать пробует нож...
И я вижу: старуха-судьба, улыбаясь довольно,
Продает меня, пьяного, смерти, за ломаный грош.
Город пахнет весной
Мой город опять живой -
Он переболел зимой,
Он больше не пахнет снегами
И ледяными снами.
Мой город пахнет весной,
Мой город пахнет зарей,
Церковными колоколами,
Надеждами и мечтами.
Он пахнет словом "любовь",
И россыпями стихов.
Твоими хмельными духами,
И будущими дождями.
Он пахнет розой ветров,
Извилинами ручьев;
Еще он пахнет блинами
И мартовскими котами.
Город
Когда беременное полнолунием небо
тяжело наклоняется над Городом
и своим дыханием
гоняет по пустынным улицам
обрывки газет,
стаканчики из картона,
и прочий хлам,
когда оно презрительно плюет на Город
сыростью и туманом
и хмурит брови, такие же черные и густые,
как дым заводских труб, -
тогда Город становится совсем беззащитным.
Он чувствует себя маленьким и неуютным.
И мне становится его жаль...
Мне хочется приятельски хлопнуть его по плечу
и сказать ему что-нибудь дружеское,
даже ласковое.
Я жалею его и выхожу на улицу,
хотя знаю, что утром,
когда небо высосет до конца
коктейль из дождя и ночи
и, окосев,
будет смотреть ласково и тепло,
тогда Город снова
почувствует себя хозяином положения.
Он будет презрительно смотреть на меня
миллионами окон,
он будет плевать мне в лицо
бензиновой гарью,
пылью,
и прочей гадостью;
он будет рычать на меня
моторами автомобилей...
И все же сейчас я выхожу на улицу,
чтобы немного его ободрить.
Гроза
Гроза наползает на город
черным удавом;
обхватывает,
душит,
и отпускает,
словно играя.
Потом открывает пасть
и заглатывает,
медленно и постепенно,
этого испуганного кролика,
потерявшегося
в сумерках мироздания.
Дожди и паруса
Неведению слепому вышел срок.
На белом ватмане, внимая вдохновению,
Дитя рисует черной акварелью
Дожди и паруса... И комкает листок.
Прохладной успокоенный постелью,
Он по слогам читает между строк,
Ложащихся на белый потолок,
И верит музыке, навеянной метелью.
И в снах, набросанных легчайшею пастелью,
Он видит угасающий восток
И пепел звезд, упавших в пыль дорог.