Лис Улисс и потерянный город
Шрифт:
А злой следователь пропал так же мгновенно, как и появился.
– Ну, не стоит так распаляться, – сказал лейтенант, мило улыбаясь и гладя себя по груди. – Евгений же не отморозок какой-нибудь, он все понимает. Правда, Евгений?
– Все понимаю, – соврал пингвин.
– Вот и чудненько. Так где же скрываются ваши сообщники? Помните, чистосердечное признание сэкономит мое время. Отвечай, мерзавец! Ну, не надо так, он все скажет. Пристрелю гада! Спокойней, спокойней, он уже готов рассказать.
От скорости, с которой злой следователь сменялся добрым, и наоборот, пингвин впал в ступор, но потом его осенило – раз так, то он сыграет с полицейским
Евгений призвал на память все, что читал в книжках про бандитов.
– Чё ты мне паришь, начальник! – заявил он, развязно размахивая крыльями. – На понт-то не бери! Евгений тебе не фраер какой занюханный, а крутейший из пингвинов, понял?! Коптись себе под микроскопом, микроб надкушенный, и в окуляр не суйся!
Впервые за годы службы в полиции лейтенант потерял дар речи. Нет, он, конечно, сталкивался с воровским жаргоном и прежде, но не в исполнении тихонь-пингвинов, от которых максимум, что ожидаешь услышать, это «уверяю вас, вы не правы».
Заметив, что неприятель дрогнул, Евгений немедленно атаковал снова:
– Ты хоть сечешь, на кого размяукался, кошак-переросток? Да Улисс тебе живенько чики-чики сделает, – и поплелась вся Верхушка за гробиком! Ты мозги-то перед пастью погоняй, в натуре!
«Главное – не переигрывать, – подумал Евгений. – Переходим в режим доброго преступника».
– Ну, зачем же я так? – спокойно произнес он в сторону, как бы размышляя вслух. – Лейтенант – зверь неглупый, во все врубается. Он наверняка уже понял, что я и понятия не имею, где мои друзья, и готов оставить меня в покое. Правда, лейтенант?
– Правда, – хрипло отозвался полицейский, не зная, какого из следователей изображать. – Но с условием. Вы должны подписать один документ. – Он положил перед арестованным лист бумаги.
Текст документа был лаконичен:
Чистосердечный отказ от дружбы
Я, пингвин Евгений, находясь в здравом уме и в полиции, добровольно отказываюсь от дружеских отношений с лисицей Бертой и котом Константином и обязуюсь искренне ненавидеть их всей душой.
– Что за бред?! – возмутился Евгений.
– Вершину надо спасать! – строго объяснил лейтенант. – Подписывайте!
– Но это же ерунда! Вершину так не спасти! Вы действительно полагаете, что Деревянные Звери – из-за нас?
– А из-за кого же, если не из-за вас?
– Да из-за вас же самих! Из-за таких вот документов!
– Ну, вот что. Вы подписывайте, а дальше не ваше дело.
Соблазн был велик. Если Евгений подпишет, то его оставят в покое. Разве плохо? Но он представил свою подпись под этим текстом, и его передернуло.
– Не подпишу. Здесь все неправда.
Лейтенант рассвирепел. Его крик доносился даже до камеры предварительного заключения. «Добрый следователь» исчез бесследно, вместо него к злому прибавился очень злой. Метод кнута и пряника сменился на метод двух кнутов: оба злых следователя выдали арестованному по полной программе, в ярких красках расписывая его будущее. Будущее выглядело настолько кошмарным, что хотелось сбежать от него в прошлое. Например, для того, чтобы исправить ошибку, из-за которой Евгений и оказался загнан в угол. «Ну что на меня нашло? – корил себя пингвин, когда патрульный вел его в камеру. – Зачем была нужна эта дурацкая выходка в театре? Доиграл бы спокойно роль крысиного папаши и сейчас бы уже ехал домой вместе с друзьями». Гордость за отважную речь притупилась, на смену ей пришла жалость к себе. Евгений поклялся больше никогда не поддаваться эмоциям. Во всяком случае, губительным. Если уж поддаваться – то только безопасным.
В камере его ждал сюрприз в виде Проспера, Антуанетты, Бенджамина Крота, Георгия, Антонио, Джанкарло и Марио.
– А вы как сюда попали? – удивился Евгений.
– Да вот совершили всякие правонарушения, чтобы тебе одному тут не куковать, – ответил Антонио, перебирая струны мандолины.
– Оцени заботу, – добавил Джанкарло.
– Добро пожаловать, Евгений, – поприветствовал Марио. – Чувствуй себя, как дома. Сам видишь, здесь все свои.
Присутствие в камере шпиона очень расстроило Евгения. Ведь именно Марио дважды выручал его из заточения – один раз в замке графа Бабуина, и другой – из полицейского участка в Градбурге. А теперь выходит, что, раз они сидят вместе, то на помощь Марио рассчитывать не приходится.
Евгений совсем приуныл, и даже красивые песни Ботфортского полуострова не смогли улучшить ему настроение…
Молодой критик Амадей Флюгер никак не мог прийти в себя после сокрушительного провала в литературном кружке – когда негодяйский сыщик Проспер его раскрыл, а члены кружка заклевали искусственными клювами. Избранные, самые любимые части его тела до сих пор побаливали, напоминая об этом бесславном событии, а душа требовала мести. Негодяйский сыщик Проспер уже расплачивается за свою подлость (правда, другую подлость, но все равно хорошо), однако остальные мерзавцы остались безнаказанными.
Но ничего… Флюгер уже заручился поддержкой самой Катерины: звезда вершинской журналистики пообещала, что никто из его обидчиков не уйдет от справедливого возмездия. Гиена даже намекнула, что поможет ему устроиться в одну из «Правд» (там нуждаются в таких порядочных и умных работниках, как Флюгер), и тогда он получит замечательную возможность собственноручно шарахнуть справедливостью по негодяям. И он шарахнет, да так, что они навсегда запомнят: нечего обижать критика, который не хотел ничего плохого – он всего лишь обманом втерся к ним в доверие и потихоньку собирал материал, чтобы когда-нибудь их всех поругать, демонстрируя идеальный вкус и блестящее понимание литературы. Этой тактике Флюгер научился, от корки до корки проштудировав учебники великой госпожи Указко «Как хвалить друзей и ругать всех остальных, но так, чтобы никто ничего не заподозрил – издание второе, исправленное и выстраданное» и «Наука видеть плохое и не замечать хорошее».
Так что Амадей Флюгер еще себя покажет. И он никого не боится! Так сильно не боится, что отныне перестанет пользоваться шаблонами, а будет писать критические статьи сам. Да, это отважный, нестандартный шаг, но он готов к нему! Он будет писать то, что думает. А думает он плохо. Ну и пусть! Зато все оценят его честность, бесстрашие и бескомпромиссность, а также восхитительное чувство юмора, способное подниматься до вершин иронии и низвергать объект критики в пучину сарказма – где ему и место. Такова будет авторская позиция Амадея Флюгера! Да и Катерине наверняка его новый подход понравится, потому что гиена тоже очень справедливая. И, кто знает, может, слух об отважном Амадее достигнет ушей самой госпожи Указко, и она назовет его своим достойным учеником.