Лис Улисс
Шрифт:
— Это же трагедия! И так, ясно, что умрет. И, наверняка, не только она. Думаю, в конце пьесы не одно кладбище переполнится. Закон жанра.
— Какой подлый закон. Ты знаешь, я не любитель нарушать закон, но… — Константин развел лапами.
— Понимаешь, суть классической трагедии сводится к тому, что року нельзя противостоять, — пояснил Улисс. — Что бы ни делали герои, стараясь избежать тяжкой участи, они обречены. Року особо не возразишь… У него в этой игре все карты крапленые.
— Року, значит… Это ведь то же самое, что
— Да, судьба. Только сильно обиженная.
— Улисс, поправь меня, если я ошибаюсь, — медленно произнес кот. — Мы говорим о той самой судьбе, которой ты нас все время призываешь довериться?
— Конечно.
— То есть доверяться судьбе, которая приведет к «прекрасной смерти» эту несчастную Лауру, как бы она не рыпалась?
— Ну, условно говоря, да.
— Знаешь, Улисс, мне почему-то не хочется ей доверяться… Что-то не тянет стать персонажем такого спектакля.
— И что ты предлагаешь? Противиться? Так ведь классическая трагедия как раз и говорит о том, что это бессмысленно. Поэтому лучше не, как ты говоришь, рыпаться, а, наоборот, следовать судьбе. К тому же, у каждого она своя. Совсем необязательно она является роком.
— А как это определить?
— В конце станет понятно.
— Спасибо, шеф, — мрачно ответил Константин. — Теперь мне совершенно ясно, с кем следует поговорить, если надо срочно испортить себе настроение…
— Ты просто пока не почувствовал, что судьба на нашей стороне, — сказал Улисс.
— А ты это чувствуешь? — спросил Константин.
— Тоже пока нет. Но стараюсь.
— Все, шеф! Давай замнем этот разговор, а то я предпочту помереть вместе с несчастной Лаурой, чтобы не продлевать муки.
Тут дали третий звонок, в зале стало темнеть.
— Друзья, напоминаю, будьте бдительны! Я чувствую, что во время спектакля судьба подаст нам знак! — громко прошептал Лис Улисс.
Занавес поднялся, явив публике дворик при двухэтажном домике. Во дворике на скамейке сидела печальная гусыня в белом платье. «Изольда Бездыханная», — пронеслось по залу и раздались аплодисменты.
Зазвучала тихая грустная музыка, гусыня поднялась со скамьи, простерла перед собой крылья и произнесла высоким голосом:
— О, нету мне, Лауре, счастья! Душа моя в потемках, и сердце полыхает, как костер!
— У нее что-то с сердцем? — шепотом спросил Константин Улисса. — У них в театре нет врача?
— Это метафора, — ответил Улисс.
— А… Никогда не слышал. Какая-то ужасная болезнь?
— Да нет же! Константин, я тебе потом объясню!
— Ну, потом так потом, — пожал плечами кот.
Тем временем Лаура продолжала:
— Тринадцать скорбных лет живу я с нелюбимым мужем здесь, в глуши тоскливой… как в могиле. И вот вдруг появился он, возлюбленный прекрасный мой! Но нам не быть вдвоем. Не суждено… Ах, лучше умереть!
— Хм, — сказал Константин, выражая сомнение по поводу последнего утверждения Лауры.
На сцену вышел, осторожно озираясь по сторонам, шакал в военной форме. Это и был герой-любовник Тристан. По залу пронесся женский стон.
— Лаура! — позвал шакал. — Любовь моя!
— Ах! — вздрогнула гусыня и бросилась в объятия возлюбленного. — Нет-нет! Тебе здесь быть опасно! Шпионы всюду, мужу донесут!
— Шпионы — это она про нас? — шепотом возмутился Константин.
— Нет, — ответил Улисс.
— Хорошо, — успокоился кот.
— Мне жизнь без тебя недорога! — воскликнул шакал. — Молю, бежим со мной в леса!
— В леса… — мечтательно произнесла Лаура и кинула в зал заплаканный взгляд. — О, как бы я хотела. Я собирала б ягоды, грибы, пока возлюбленный ходил бы на охоту. А на закате мы б играли в прятки, а на рассвете — в преферанс. Но нет, не смею я! Мой муж найдет нас и в лесах, я знаю, и убьет. Ах, жизнь свою отдам без сожаленья, но только не твою, любимый, только не твою.
— Нет, не найдет! Ведь нам поможет добрый дух лесов!
— Добрый дух лесов? — удивилась Лаура.
— Да, добрый дух лесов, — подтвердил шакал.
— Но кто он — добрый дух лесов?
— О, это славный малый, живет в лесах и нравом добр. Мы познакомились вчера, и он готов помочь. Сейчас я удалюсь, сама ты знаешь, быть здесь опасно. Ты жди его, посланника судьбы — придет и все расскажет. Доверься же ему, пусть даже странен он слегка.
— Лаура! — раздалось за сценой.
— Ах, это муж! — заволновалась гусыня. — Беги, беги скорей!
Шакал убежал, а с другой стороны сцены показался медведь. Он подошел к Лауре и нежно взял ее за крылышко. Гусыня продемонстрировала публике гримасу отвращения.
— Так вот ты где, родная, — произнес медведь глубоким басом. — А я ищу тебя, ищу… А ты, оказывается, здесь.
— Да, здесь. Я воздухом хотела подышать, — холодно ответила Лаура.
— Прекрасно, милая, прекрасно. Я разве ж против? Только за! Однако стол к обеду уж накрыли, и я жду.
— Сейчас приду. Ступай же в дом. Я додышу и тоже поднимусь.
Медведь хотел что-то возразить, но не решился. Он грустно посмотрел в зал, потом повернулся и ушел. Публике сразу стало его жалко. Теперь было непонятно, чью сторону принимать — Лауры с любовником или медведя с обедом. Жалко было всех, и становилось ясно, что добром все это не кончится.
— Подумать только, какой нелепый брак! — с горечью кинула в зал Лаура.
— Да уж, — хихикнул Константин. — Медведь и гусыня, куда нелепей.
Что-то неопределенно крякнул Евгений. Похоже, у него имелось предположение, что может быть нелепей союза медведя и гусыни.
Внезапно на сцене появился новый персонаж, никто даже не заметил, откуда он взялся. Словно он материализовался из воздуха рядом с Лаурой. Им оказался заяц в черном трико, зеленой куртке и огненно-красном колпаке. Гнусно ухмыляясь, он глазел на гусыню.