Лиса и Каменный Зверь
Шрифт:
– Я на минутку домой забежала, проверить!
– Лиину била истерика - А тут вы... Я виновата, Уилбер... Я во всем...
– Иди сюда.
– прервал он ее - Пойдем умоемся, Лиса.
Оказавшись в купальне, сам раздевал Лиину, крутя, как куклу. Встав на колени, прижался губами к нежному, еще плоскому животу.
– Лин, не плачь, перестань! Все хорошо, Лисенок. Ну что с ними могло случиться на берегу? Безопасно здесь. Перепугались только и намерзлись, сейчас бабы их накормят, настоем разотрут и спать... завтра выпорю обоих нахрен!
–
– удивилась Ли, утирая слезы и глядя на мужа сверху вниз - Мы все обегали!
Он хохотнул:
– За камнями прятались. Игра у них такая веселая, хораты их раздери. Лииин...
Он провел языком по животу вниз, коснулся пальцами нежного места - средоточия женского начала. Девушка рвано выдохнула и закусила губы. Странно, конечно, но напряжение ушло. Ей всегда становилось спокойно, когда он рядом...
– Возьми меня, Уилбер!
Лиина сказала это - нет, почти выкрикнула: резко и твердо. Будто обе ее Сути - Черная и Светлая - сейчас слились в одну и протестовали против боли, холода и неясностей, и мерзости жизни. Ей хотелось, чтоб он взял ее быстро, грубо, иногда она любила так - как горничную или шлюху, прижав к стене или прямо на полу.
Однако сэтр не стал торопиться. Он стал целовать живот, огибая языком пупок, спустился ниже, легко коснувшись губами медовой влаги.
– Скажи, что так хорошо, Ли!
Ответом ему стал стон - медовый и влажный, такой же, как и то, что он целовал сейчас.
– Лисеныш мой...
Развернув жену спиной к себе, он поднялся. Прижавши ее ягодицы к своим бедрам, мягко вошел в полыхающую глубину. Лиина стонала, уперев ладони в стену.
– Наклонись немножко, Лиса. Так же лучше...
Она вскрикнула, выгнулась, уходя от него. Ли всегда делала так, словно тело все еще боялось наслаждаться. Однако сэтр не позволил ей этого.
– Не уходи, - шепнул он ей в ухо - Прими меня.
Крепко сжав руками набухшие груди, вошел глубоко и, опалив шею жены пламенем дыхания, начал двигаться мягко, но размеренно, не убыстряя, но продляя удовольствие.
– Говори, Лин.
– шептал он - Говори, что тебе хорошо...
И в который уже раз она ответила только стоном и слезами, легкими слезами, таким легким бывает дождь ранней осенью...
Они кончили вместе, взорвавшись разноцветными осколками, так взрываются витражи, пострадавшие от камней и палок озорников или вандалов.
После, глядя на задремавшую, лежавшую в постели жену, сэтр убрал с ее лица ржавый локон и сцеловал остатки слез. Усмехнулся.
"Вот ведь опять будет потом ворчать - утешить не умеешь, только таким способом привык с женщинами разговаривать... Ох, Лиина! Глупая ты еще, как пробка... Любимая. Моя. Не отпущу никуда, если соберешься уйти раньше... пойду с тобой."
...Дети проспали до ужина.
После ужина, порции нравоучений и назиданий от Вороны, поцелуев украдкой от Лиины, демонстрации кнута в сжатых пальцах от сэтра Лейнара и пары кусков хлеба с маслом и сахаром от кухарки, врученных также втихушку, они отправлены
По большому счету это писал только Хард, сопя носом и старательно выводя буквы пером. Яська же просто ныла в углу - Назина отказалась играть с ней, объявив, что не хочет и не будет общаться со злой девочкой, которая никого не любит.
А уже глубокой ночью, лежа в своей постели, маленький маг все же задумался над тем, почему это Одра не видит будущее дитя.
Ведь Одра видит все. Только скрывает.
Глава 34
Глава 34
Сэтр Лейнар Уилбер никогда не считал себя смелым. Более того, он (по его собственному мнению) был трусоват. В детстве старшие братья часто подвергали его насмешкам за робость, нерешительность и излишнюю осторожность. Ведь смешно подумать теперь - тогда он боялся даже грозы, прячась под кровать или стол, стоило только едва слышному, еще ватному грому начать приближаться к Темному Утесу. Гроза лишь просыпалась, пробуждалась, делая первые шаги, а маленький трус уже прикрывал лицо руками и натягивал на себя одеяло или скатерть, сдернутую со стола.
Братья хохотали, мать холодно усмехалась, всякий раз напоминая о дури и детском возрасте, отец же начинал орать о том, что младший отпрыск боится даже собственной тени.
– Как ты жить будешь, мать твою?! Немедленно вылазь из под стола и прекрати изображать из себя идиота.
Приходилось подчиняться. От жизни не спрячешься, равно как и от отцовского кнута...
Вообще, прошлое свое Уилбер помнил плохо, что было странно. Память особей Высших Кланов обычно крепка, как камень, но тут же...
Детство, казнь родителей, смерть братьев - все было подернуто туманом, моросным и синим, как лес в непогожие летние дни бывает подернут дымкой близкого дождя. Подспудно сэтр знал природу этого тумана - он просто не хотел вспоминать. Не желал. И не вспоминал.
Более того, многое хотелось бы выбросить из головы: войны, на которых был, погребальные костры, которые сам же и разжигал, случайных женщин, случайные постели, грязь и холод.
Выбросить бы это все и оставить только лишь...
...песок холодного Побережья, взбитый детскими ногами, зеленые лисьи глаза щёлками, детскую худую смуглую руку, влажную от моря и шершавую от песка в своей - жилистой и темной. И запомнить еще бы ту девчонку - легкую, осеннюю, вздрагивающую от прикосновения его рук, как от яркого холода или такого же яркого ожога. Запомнить. И никогда не забыть.
Но не этого он боялся сейчас... Забыть Лису - как можно?! Да никогда он ее не забудет! Не для того приходила она в черные дворцы его памяти, не для того рыхлила неплодородную землю его жизни и бросала туда семена, чтобы вот так вот уйти потом! Так срослась Лиса со Зверем, что уж и стали они единым целым, не разорвать, не разломить. Не боялся он обеспамятеть то совсем!