Лиса. Личные хроники русской смуты
Шрифт:
— Да быть такого не может! — оскорблённо возмутилась мама. Она подошла к двери туалета и грозно в неё постучалась.
Лисе ничего иного не оставалось, как выйти.
Мама смотрела требовательно и строго:
— Ну-ка, солнышко моё, расскажи мне и Вере Матвеевне, как всё было на самом деле!
Выдавать близкую подружку не хотелось — это раз. Да и, чего греха таить, виноваты они были в равной степени — это два. То, что постоянно доставалось Инке, а она всегда выходила сухой из воды — тоже было не совсем справедливо — это три. Но мама…Если промолчать,
Дилемма.
Лиса крепко сжала губы и опустила голову как можно ниже.
Она не умела врать. Особенно маме. Оставалось просто молчать. Пока хватит сил.
Краем виноватого глаза Лиса отметила, что Вера Матвеевна смотрит возмущенно и настороженно. В сторону требовательных маминых глаз лучше было не смотреть вообще.
Решившись, Лиса подняла на обеих родительниц честные глаза и сказала правду:
— Посмотрите на дверь… Изнутри ключ вставлять некуда. Есть ручка на замке, и есть щеколда. Инка в любое время могла их открыть и выйти. Если бы, конечно, захотела… — последние слова Лиса произнесла совсем тихо.
Мама удовлетворенно выдохнула, а Инкина мать засмущалась и стала прощаться. Напоследок она с досадой заметила:
— Вот же паршивка! А мне-то что наплела?.. Пришла домой уставшая, отец только из рейса вернулся, лежал в кровати. Юркнула к нему под одеяло, холодная, как ледышка, и весь вечер жаловалась, как было холодно в школе, и как она там намёрзлась. Уж он её так жалел, так жалел… Ну ничего, она у меня теперь месяц без телевизора жить будет! Паршивка!
И вот тут Лиса испугалась по-настоящему. Чуть ли не до полусмерти. «Бедная Инка… Месяц без телевизора… Бедная Инка!»
— Так, а всё-таки, как стало известно, что они не были в школе? — этим вопросом и тоном, которым он был задан, мама выбила последнюю почву из-под ног.
— Да обыкновенно, — пожала плечами Инкина мать. — С час назад примерно слышу, стучатся. Пошла открывать, а там Светка и Юлька. Краснощекие такие, радостные. Видать по пути в снежки играли. Короче, пришли эти пигалицы и спрашивают, что случилось с Инной? Отвечаю: ничего. Она замерзла и спит с отцом. А те не унимаются: …а-а-а-а потому что она сегодня в школе не была? А я им: как это не была?! Она только что из школы! А они: не была! Не была! Вот! Сейчас они, наверно, и к вам придут, раз уже у нас побывали.
«Вот ведь Светка и Юлька предательницы какие… — мысленно отметила Лиса. — Когда сами прогуливают, то к ним домой никто не ходит. А мы один только разик всего пропустили! И вот на тебе, пожалуйста… Предательницы… А завтра к тому же о них с Инкой вся школа узнает! Позору не оберёшься! И все-все будут считать их прогульщицами. Мамочка моя родная, какой же это позор… А ведь о Светкиной тайне про крестик и Бога я так никогда и никому не говорила…»
Уже переступив порог, Вера Матвеевна нашлась. Сделав вид, будто вспомнила о чём-то очень важном, она вернулась. Обида жгла ей душу. Чувствовать себя неправой было неприятно и несправедливо, и она решила ужалить на прощанье. Кого угодно и как угодно, но ужалить.
— Инке, как вернусь домой, конечно же, достанется… Но завтра им обеим перед всем классом-то стоять придётся: и старосте, — она сделала особый акцент на этом слове и выразительно посмотрела на явно не заслуживающую этой должности Лису, — и звеньевой… — об Инке Вера Матвеевна вспомнила тоном пониже и как бы между прочим, — Стыда ведь не оберётесь!
— Ладно уж, Вера, иди… — как-то вдруг потеряв интерес к происходящему, мама шагнула в направлении к двери, выпроваживая назойливую гостью.
Дождавшись, когда Инкина мама уйдёт, но, так и не дождавшись выволочки, Лиса прошла в свою комнату и встала вблизи холодного окна, чтобы простудиться и умереть. Минут через десять (Лиса даже не успела заболеть) в дверь постучали. Это, разумеется, пришли Светка и Юлька. Веселые, раскрасневшиеся, с налипшей на сапогах снежной кашею, они весело шумели в прихожей:
— А ты чего в школе не была сегодня? И Инка тоже не была! А мы у нее уже были! А тебе нужно домашнее задание? Мы принесли!
— Да тише вы… — сделала им выразительные глаза Лиса.
— А чего тише? — вышла в коридор мама. — Конечно, дайте ей задание. Настоящие подруги непременно должны друг дружку выручать! — и, как бы между делом, заметила, — Ой, Света, какая ж ты стала красавица! И эта меховая шапочка тебе очень идёт!
Зардевшаяся Светка стояла счастливая и от этого казалась еще краше. Ёе глаза лучились так ярко, что Лиса невольно отвела взгляд.
Когда девочки ушли, мама еще раз строго взглянула на Лису и безжалостно повторила:
— Надо же какой Светка стала красавицей! Она точно из всей вашей компании будет самая красивая!
Приговор был подписан…
Лиса бросилась к зеркалу, но оно, словно сговорившись с мамой, особой красоты не отразило.
«Ну конечно… меховой шапочки у меня нет, а без неё никогда и нипочём не быть такой красивой, как Светка!»
Прошли годы.
Светка выросла из своей шапочки, но, между тем, стала еще краше.
Кроме того, по ходу дела, выяснилось, что Светкин головной убор был в этом деле совершенно ни при чём. И вот теперь эта выросшая из шапочки красавица отчаянно рыдала, то успокаиваясь, то расходясь пуще прежнего.
— Света, пойми… Я ничего не говорила о тебе ни Карине, ни кому-либо другому! Тем более не говорила ничего плохого или обидного!
— Как не говорила! Говорила! Просто боишься сознаться! Не подумала, что я об этом узнаю. Думала, всё сойдет с рук! — чеканила слова Светка. — Ты очень нехороший человек! Очень… И-и-и… что я тебе такого плохого сделала-а-а?.. — запричитала она и снова расплакалась.
И тут Лиса вспомнила, как несколько месяцев назад, выглянув со своего балкона, этажом ниже увидела Карину. Они немного поболтали о чем-то простом и пустячном, а потом Карина сделала серьезное лицо и спросила: