Лисёнок по имени Серёжка

Это первая работа автора в подобном жанре. Больше всего подошло бы определение «провинциальный оборотнический детектив».

С давних времен оборотни мирно жили среди людей, лишь в полнолуние принимая свой второй облик. Но с недавних пор ситуация изменилась: череда покушений и жестоких убийств животных в маленьком городке — не совсем то, чем станет заниматься полиция. Поэтому спасение оборотней в их собственных руках. Найти виновного и…?

Здесь есть место ежедневным трагедиям, преданности, тихой влюбленности и долгим сомнениям двух взрослых, изрядно потрепанных жизнью людей.

По просьбам читателей была добавлена бонусная глава после открытого финала, так что теперь все совершенно однозначно.

Все совпадения по-прежнему случайны, персонажи принадлежат автору.

Из жизнеописания великих проповедников, святых и прочих просветлённых мы знаем, что самые фанатичные праведники получаются из

самых отъявленных грешников. Люди справедливо полагают, что победа над собой засчитывается за таковую только если человек предметно знает, с чем именно он борется. Из раскаявшихся блудниц выходили скромницы, из пьяниц и гуляк — трезвенники и аскеты, из жестоких разбойников — милосердные человеколюбцы… Список можно продолжать до бесконечности, но нас интересует в нем лишь одно звено: педант, зануда, мистер принципиальность и преподаватель права (да не простого, а воздушного), Сергей Алексеевич Чернобурцев тоже выбрал себе призвание неспроста. А вот в юности… Ну, впрочем, обо всем по порядку.

О том, что он происходит из древнего рода лис-оборотней, юный Серёжка узнал только в период полового созревания. Пока у всех его сверстников ломался голос, и щеки пунцовели вулканическими прыщами, с Серёжкой творились вещи похуже внезапно испачканных простыней. Как-то раз он проснулся в напрочь изодранной постели. Вы видели когда-нибудь, во что могут превратить предмет текстиля собачьи зубы и когти? Нет? Отвечаю — в невразумительные лохмотья и гору перьев. Вот как раз в такой куче и проснулся утром восьмиклассник Сережа. Из-под разодранной обивки старого дивана наружу торчали пружины. Подушке кто-то нанес восемнадцать ножевых, и ее бренные потроха раструсились тонким слоем по всей спальне, а кроме того, украшали темные кудри и брови мальчика. Что из постельного белья ещё вчера вечером было пододеяльником, а что — простыней, не сумела бы установить теперь даже профессиональная судмедэкспертиза. Обозревая приключившийся бардак, Сережа офигевал все больше и больше, но последней каплей стали десять ровных вертикальных борозд от когтей, украшающих стену! Существо, оставившее эти отметины, должно было быть размером с некрупную собаку… или росомаху? Или… Этого впечатлительный, начитанный и не по годам развитый подросток уже вынести не смог. С криком «мама-а-а-а!» Серёжка бросился прочь из страшного места.

К счастью, мама была ещё дома. Едва глянув на покрытого перьями и пухом перепуганного сына, она все поняла. Ласково счистив с темно-русых кудрей Сережки подушкины внутренности, она начала свой рассказ, больше похожий на фантастические истории, которыми пугают малышей в пионерском лагере. Начинался он со слов: «Оборотни мы, Серёня…»

Рязанщина на самой границе с мордовскими лесами издревле была родиной лис-перевертышей. Многие фамилии местных жителей (все эти Лисицыны, Лисовские, Телькеевы [1] , Рыжиковы, Рыженковы, Патрикеевы, Белохвостиковы, Чернышовы и Чернобурцевы) так или иначе указывали на этот факт, да и лисиц в лесах было не просто много, а подозрительно много. Семья Чернобурцевых принадлежала, как поведала мама, к клану чернобурых лис. Оборотни во все времена жили уединенно, потому что обывателей их дар пугал, а напуганные обыватели — сила бессмысленная и беспощадная, способная на публичные казни, пивные путчи, майданы и прочие прелести. Но временами лисы все же сочетались браком с людьми, поэтому в семьях лис-оборотней рождались и обычные дети без способностей. Изначально невозможно было определить, унаследовало ли чадо это странное свойство — жить в двух телах попеременно. Первый приступ оборотничества случался у подростков в пубертатный период, у девушек — чуть раньше, у юношей — чуть позже. Правда, в критической ситуации дар мог проявиться чуть ли не в младенчестве, например книжка про Маугли, которую Сережа в детстве так любил, оказалась на поверку правдивой историей об индийском мальчике-оборотне, который, оказавшись в джунглях, мгновенно научился превращаться в волчонка.

Затаив дыхание, мальчик слушал мать, и пытался понять, как ему дальше жить со всей этой информацией. В конце концов, в одной спальне с Серёжей спал его младший братишка Миша, который сейчас гостил у бабушки в деревне. А что, если бы дикая лиса, в которую Серёжа перекинулся ночью, покусала его?! Или ещё хуже — загрызла насмерть. Может ли лиса загрызть человека — Сережа не знал, но стало по-настоящему страшно. К тому же, кто знает, а вдруг Мишка тоже сам оборотень… и посреди ночи ка-ак цапнет!

Мама рассказала, что в дальнейшем эти превращения будут связаны с луной, и в полнолуние лучше прятаться подальше от людей.

Прошло много лет. Однажды утром, подойдя к своей машине, Серёжка… вернее, уже никакой не Серёжка, а Сергей Лексеич, худощавый, красиво седеющий мужчина пятидесяти пяти лет, обнаружил, что вчера забыл закрыть окно. Негодуя по поводу собственной неосторожности, Сергей Лексеич оглянулся по сторонам, не заметил ли кто его досадной оплошности… Двор был пуст. Зато внутри машины, прямо на водительском сидении лежали пять бездыханных куриных тушек. Шеи несчастных птиц были неестественно вывернуты, на белых перышках запеклась кровь, перемешанная с грязью. Брезгливо поморщившись, преподаватель права обернул кисть руки тряпкой для протирки стекол и, подсчитывая в уме, во что ему теперь обойдется химчистка салона, собирался было выбросить следы неудачного и на редкость тупого розыгрыша вон, но стоило ему поднять первую курицу, как на ее когтистой жёлтой лапе обнаружилась бумажка.

Вырванный из тетради в косую линеечку листик гласил:

«Я все ещё знаю, что вы делали летом 79го. Баст.»

Сергей Алексеевич крепко зажмурился и вновь резко открыл глаза. Надпись не исчезла. Не исчезли ни бумажка, ни дурацкая дохлая курица, ни окровавленные перья на обшивке кресла. Вся эта дичь была материальна, то есть, по словам Ленина, существовала в реальности, данной Сергею Лексеичу в ощущениях. Он помотал головой ещё раз. Потом решительно повыбрасывал куриные трупы на газон, содрал с сиденья испорченный чехол и сел за руль. Бумажку с посланием он разгладил и ещё раз впился глазами в текст. Бред.

Какая Баст? Ну да, была такая богиня-кошка в Древнем Египте. И что? Даже если ошиблись машиной? Намек на божественный гнев хозяину чьей-то кошки, что та повадилась кур давить? Но тогда при чем здесь лето 79-го года? Ни одна кошка не способна прожить тридцать лет! Да и разве это кошка! Природная дотошность взяла верх над растерянностью и гадливостью, и вот уже Сергей Алексеевич принялся изучать повреждения на горле домашней птицы. Да, зубы, мелкие и острые, но челюсть хоть и узкая, но принадлежит зверю с длинной мордой. Собака? Хорек? Лисица? И тут по спине мужчины скатилась капля ледяного пота, пропуская разряд вдоль позвоночника. Лиса… Ну конечно… И Баст — вовсе не египетская богиня плодородия и женской красоты. Уткнувшись лицом в руль, Сергей Алексеевич замер, уносясь в воспоминаниях на тридцать лет назад…

Папа Серёжи и Миши Чернобурцевых работал пилотом-инструктором в летном училище гражданской авиации. Училище находилось за рекой, и на тот берег с городской пристани ходил паром. Для мальчиков этот нехитрый транспорт и рассказы отца навсегда предопределили выбор дальнейшей профессии. По крайней мере, для старшего. После школы Сережа поступил в летное училище. Время было горячее, стены провинциального учебного заведения с трудом вмещали всех желающих. Самолётов было так много, что летные отряды базировались на четырех посадочных площадках, там же в палаточных лагерях жили и курсанты. По очереди заступали в караул — с автоматами охраняли воздушные корабли от циничных посягательств селян, норовивших поживиться какой-либо полезной мелочью для хозяйственных нужд. Сами самолёты крестьян не интересовали, зато брезентовые чехлы возбуждали нездоровый блеск их в глазах. Во избежание пропажи имущества и просто для того, чтобы чем-то занять будущих пилотов, командование организовало эти ночные бдения и строго следило за присутствием дежурных на посту. Опять же, оружие! Его просто так в чистом поле не бросишь! Но юные изворотливые мозги быстро изобрели обходные маневры: тяжёлый и неудобный ствол прятался в воздухозаборник двигателя и прикрывался заглушкой, а его временный хранитель, утирая слезы счастья, несся на свидание с местными девицами. Главной проблемой было вовремя вернуться и не забыть достать из тайника несчастный казённый «Калаш». «Всего-то делов на рыбью ногу» — пренебрежительно фыркали опытные в таких делах третьекурсники, вызывая дикую зависть у лопоухих «минусов» [2] .

Как и все остальные курсанты, Сережа Чернобурцев тоже заступал в наряды. К восемнадцати годам он выучил название своей болезни — алепантропия [3] , научился предугадывать начало своих приступов по лунному календарю, и теперь странный дар или проклятие не могли застать юношу врасплох. Кроме таких вот случаев. В полнолуние Сережа пускался на хитрости, просьбы и даже откровенный конфликт со старшиной классного отделения, лишь бы поменяться с кем-нибудь нарядом. Иногда старшина шел на принцип, и в наряды заступать все же приходилось. Если дело происходило в казарме, то наглухо задернутые занавески спасали дело. В особо облачную ночь, когда нелётная погода наступала даже для Луны, бедный оборотень тоже ещё как-то держался на отваре мяты и прочих успокоительных. Но в этот раз не свезло так не свезло: ночь была ясной, луна светила как назло ярко, серебря плоскости крыльев учебных бипланов, капоты и расчалки. Луна вскипала на вороненом стволе и дульной коробке автомата, норовила заглянуть в плотно прикрытые глаза кудрявого темноволосого паренька, невысокого и худенького. Луна дразнила и подначивала, как хороший, но шкодный приятель-разводила на «слабо?». Сережа терпел, даже фуражку на глаза надвинул, прячась в спасительной тени лакового козырька. В груди то и дело взбухали и лопались какие-то щекотные пузырьки, словно бы он напился газировки или квасу до умопомрачения. Но в отличие от кваса, ощущения были невозможно приятными. Они манили за порог, обещали воссоединение с природой, восторг жизни в собственном теле. Обоняние и слух обострились так, что парень различал сейчас писк полевых мышей в густой траве, чувствовал их запах — запах добычи, пищи и теплой крови… Нет! Из кармана тотчас же отработанным движением был извлечён пузырек с таблетками валерьянки. Стоит слопать пять штук, и пузырьки исчезнут, обоняние вернётся в норму, и слух снова станет прежним человеческим слухом, чуть подпорченным в шуме работающего винта.

Пузырек выскользнул из неловких пальцев юноши как живой! Чертыхнувшись и не открывая глаз, Сережа нагнулся за ним, придерживая висящий на груди автомат, и… уронил фуражку.

Шаря в поисках пузырька в холодной ночной траве, парень понял, что найти спасительные таблетки на ощупь не удастся. Решив, что была не была, и он успеет сожрать валерьянку до того, как луна завладеет разумом, подменив тот на животные инстинкты, Серёжа распахнул глаза как можно шире.

И Луна хлынула в них…

Из вороха одежды высунулась любопытная серая мордочка. Острая и узкая, она отчасти напоминала человеческое лицо Серёжи, украшенное длинным, не лишенным изящества, носом. В остальном же это был настоящий молоденький лис, серебристо-серой масти. В свете луны его мех переливался каждой шерстинкой. Лис выскользнул из тряпок, понюхал сапоги и автомат, попробовал на зуб козырек фуражки. Он был молод, голоден и счастлив. Еды вокруг было хоть отбавляй, острый запах влажной земли обжег чувствительные ноздри хищника, когда нос погрузился в круглый ход мышиной норы. Зубы сомкнулись на теплой трепыхающейся тушке, полевка даже не успела понять свою смерть, и была мгновенно проглочена. Лисенок принюхался и стал раскапывать норку дальше, мышами оттуда пахло едва ли не вкуснее, чем в обед от термоса со стартовым пайком. Утолив первый голод семейством полевок, маленький хищник прислушался к ощущениям. Есть все ещё хотелось. Причем что-нибудь серьезное, не меньше зайца. Зайцев поблизости не было. Но были домашние куры! В деревне при каждом доме был птичник. Распушив шикарный хвост с непременной белой отметиной на кончике, зверёк потрусил в направлении деревни Бастаново…