Лишняя дочь
Шрифт:
Двадцать лет спустя
Дети — это счастье. Много детей — много счастья. А когда это счастье дома и спит — родители просто сами себе завидуют, какие они счастливые.
— Мам! Ну, ма-а-м!
— Рестан, я сказала — нет!
— Ну, почему? Почему Рэнульфу можно, а мне нет?
— Рэнульфу пятнадцать, а тебе всего семь. Вот подрастешь, будет тебе свой текинец.
— Это несправедливо! Зачем вы меня так поздно родили? Мне теперь всю жизнь придется брата догонять!
— Зато когда брату исполнится двести лет, тебе будет всего сто
— Да?
— Ну, конечно!
— Тогда ладно. Тогда, хорошо, что я младше.
Светлана с улыбкой посмотрела вслед младшему — как же они быстро растут! Кажется, совсем недавно только учился ходить, а теперь ему уже своего коня подавай!
Да, время летит.
Могла ли она, двадцать лет назад очнувшись в Саритании представить, как изменит ее это мир и как изменит его она сама?
Нет, нет, матриархата не случилось, да она о нем и не мечтала. Замужние женщины вне дома по-прежнему должны прикрывать волосы, но теперь это не тряпки-накидки, а элегантные шляпы и шляпки. Головные уборы так понравились и приобрели такую популярность, что модистки работают, не покладая рук.
Душ теперь есть в каждом доме. Очень удобная вещь, мадраскарцы ее вполне оценили.
Физические наказания канули в Лету, и кнут с плетью навсегда обосновались на самой дальней полке самого дальнего склада.
А за все остальные проступки ввели штрафы — и государству польза и доходит не менее быстро, чем через порку.
Стараниями княгини ввели брачные контракты, согласно которым в случае гибели мужа, отсутствия детей или других причин, вследствие которых ранее женщина оставалась бесправной и без средств к существованию, ей полагалась определенная сумма или пожизненное обеспечение.
Открылись учебные заведения для девочек. Да, пусть из наук девочек обучают только чтению, письму, счету, географии и истории. Пусть львиную долю занимает рукоделие, пение, рисование, умение вести домашнее хозяйство! Ничего, лиха беда — начало! Каждое путешествие, даже самое большое и долгое, начинается с одного первого шага. Путешествие от домашней прислуги и «чашки» для утоления мужской жажды до уважаемой хозяйки и подруги уже началось. Пусть, не бегом, а небольшими шагами, главное — идти в нужном направлении!
Отлично помогают жрецы, Светлана просто не нарадуется — открывают и содержат больницы, приюты, начальные школы. Кто бы мог подумать, что жрецам требовалось всего-то перевести их энергию в мирное русло, и они стали приносить только пользу?
В адаптации Дарующих очень выручил магистр. Пришлось повозиться, да, потому что выросшие в условиях изоляции люди оказались совершенно не приспособленными к реальной жизни.
Справились же?
Вот уже много лет стараниями Дарующих страна процветает.
Сам магистр так и не женился. А вот Милисента вышла замуж за сына советника. Да, да, Никодий у нее в свекрах. Души не чает в невестке и внуках. Впрочем, Милисенту невозможно не любить, настолько она теплый и искренний человек.
Кстати, Саритания вошла-таки в состав Империи и претерпела существенные изменения.
В первую очередь был издан указ, что любая попытка скрыть рождение близнецов приравнивается к государственной измене со всеми вытекающими. За рождение близнецов родители получали пожизненное освобождение от налогов и приставку перед именем — «тер». Удивительно, но приставка произвела не меньшее впечатление, чем материальное поощрение — теперь все желали именоваться, к примеру, госпожа тер Васэлла. Или, господин тер Улев. Рождение близнецов было объявлено радостным событием, но можно было и не объявлять. Услышав, что при рождении двойни или тройни родители получают к имени «тер» и освобождаются пожизненно от налогов, люди и так догадались, что «двойные» дети — это к счастью, уважению и богатству. Счастье, что в этом мире больше не бывает лишних детей!
Если родители хотели — а с новыми условиями они все хотели! — то дети до десяти лет росли дома, а потом уезжали в специальную школу, где их обучали другие Дарующие.
Жалко только, что да двадцать лет родилось всего пять пар близнецов.
Саная, после крушения всех планов, как-то быстро усохла и бродила по дворцу, пугая слуг. Приказом Рагнара, магию ей запечатали, навредить никому она не могла.
Лиана же неплохо прижилась в далеком Полесье, Светлана ездила туда пару раз. И хотя, детей у сестры не было, она казалась абсолютно счастливой. Барон, ее муж, выглядел сурово и нелюдимо, но понаблюдав за его взглядами в сторону Лианы, и общением супругов друг с другом, Светлана поняла, что, возможно, в поместье барон и хозяин, но в своем доме точно нет.
Так же, к большому сожалению, появляться в виде души в своем прежнем мире Светлана больше не могла. Может быть, перенапряглась тогда, может быть, прервалась связь с ее телом, но факт остается фактом. Не могла. Но вот во сне она раз в несколько месяцев попадала в знакомую московскую квартиру и была в курсе жизни и Ринаи и Иришки. Да, в срок родилась здоровая девочка, Риная дала ей имя Ирина. Бывшая кормилица отлично вписалась в новый для себя мир и нашла свое призвание в детском садике. Несмотря на полученные от Светы знания, в ветлечебнице Риная работать не захотела, а вот с детьми возилась с удовольствием к полному восторгу последних.
Немного с грустью Света думала, что срок жизни у Ринаи теперь гораздо меньше, чем был бы в Мадраскаре, и что когда Иришка станет бабушкой, Света еще будет в том возрасте, когда возможно родить ребенка, а Ринаи уже вообще не будет.
Раздались веселые крики, и Светлана вынырнула из размышлений. Подняла голову и с улыбкой посмотрела, как ее семейство плещется в дворцовом пруду, причем, великовозрастный папаша ни в чем не отставал от хохочущих сыновей.
— Мам, азании расцвели! Пойдем, посмотрим! — со стороны оранжерей неслась ее девочка, ее маленькая принцесса — Азания.
Светлана едва успела раскинуть руки, как светловолосое счастье влетело с разбегу, уткнулось в живот, обхватило ручками.
— Мама, я тебя так люблю!!!
— Радость моя, доченька! Пошли смотреть цветы имени тебя!
— Куда это мои девочки без меня собрались? — суровый князь, взгляда которого боялись все придворные, совершенно терялся, когда на руки залезала дочь и, обхватив щеки отца ладошками, заглядывала ему в глаза: «Папа, ты меня любишь?»
— Больше жизни! — отвечал Рагнар, осторожно прижимая дочку.