Лисьи Чары
Шрифт:
* * *
Низу обмазал левую руку толстым слоем пахучей мази и старательно обмотал свежими бинтами. Лекарство подействовало почти сразу, сняв наконец ноющую боль. Лис пошевелил пальцами, удовлетворился получившимся эффектом и обернулся, чтобы поделиться радостью с Пан. И тотчас же замер. Шутовка лежала на полу, закинув руку за голову, в шаге от нее валялась небольшая металлическая ложка, покрывшаяся налетом зеленоватой патины. Низу упал на колени, принюхиваясь. Горько пахло корой черного дуба и еще – очень нежно и тонко – цветами. Мертвая невеста, выпавшая из волос Пан, была полураздавлена. Дрожащие пальцы лиса быстро нашли пульс девушки – слабый, едва различимый и словно затухающий.
– Это мертвая ночь, - спокойно сказала женщина, беря со стола горшок с вареньем.
– Нариза! – лис вскочил на ноги и впился в плечи оборотницы пальцами, хорошенько ее встряхнул.
– Через двадцать четыре часа твоя подруга умрет, - лисица улыбнулась. К ней уже вернулся прежний облик, только седина все не хотела уходить из волос. Она сбросила руки Низу и нагнулась, чтобы поднять полураздавленный цветок. – Если, конечно, ты не разыщешь противоядие, что едва ли случится. Зря ты думал, что я такая плохая травница.
– Ты сделала это только затем, чтобы доказать мне обратное?
С громким хохотом лисица опустилась на лавку. Низу с трудом удержался от желания удавить ее, стиснул руки в кулаки, не обращая внимания на боль и текущую по пальцам кровь. Резко оборвав смех, Нариза нахмурилась.
– Ты думаешь, я не вижу, что происходит? Ты готов предать свою родню ради человеческой женщины? Поколения предков…
– Ты мне не родня, Нариза. Ты – сакки, я – амар, и, поверь, не тебе говорить за поколения моих предков, - лис осторожно опустился рядом с шутовкой и положил ее голову себе на колени. – Ты немедленно найдешь мне противоядие!
– Но ты же знаешь, какая это редкость – черный цветок мертвой невесты, - по-кошачьи мурлыкнула лисица. – А теперь, оставь ее и иди со мной.
Низу поднял на оборотницу глаза. Нариза от неожиданности оступилась и упала на спину, запнувшись ногой за лавку. Лис медленно моргнул, непривычная синева ушла из его глаз, и он устало заговорил:
– Я намного старше и намного сильнее тебя, Нариза. И потому мои связи с людьми волновать тебя не должны. Я не последний лис на этой земле, что бы ты себе не возомнила. Уходи.
– Противоядия ты все равно не найдешь, - зло выкрикнула лисица, поднимаясь.
Она быстро обернулась и выскочила за дверь, поджав хвост. Низу уронил голову на грудь, зажмурился и сделал глубокий вдох. У него еще есть время – целые сутки, прежде, чем королевская шутовка умрет. За это время можно найти или приготовить любое снадобье, но Нариза была, к сожалению, совершенно права: черный цветок мертвой невесты встречался, кажется, еще реже, чем мифический папортников цвет. Низу осторожно уложил безвольное тело шутовки на стол, сунул ей под голову набитую травами сумку и медленно опустился на лавку. Прикрыв глаза, он очень медленно ступил на тропу, и тут же почти в прямом смысле ударился лбом об стену. Барьер на границе определенно стал толще. Ведьма была где-то совсем рядом.
Опасно балансируя на грани, с трудом удерживая себе в человеческом облике, оборотень огляделся. Теперь барьер было отлично видно: ничего примечательного или пугающего, только скучный молочный туман. Нет никаких искр, молний либо иных устрашающих эффектов. По опыту Низу прекрасно помнил, что наиболее страшным и опасным оказывается именно самое обыденное.
Лис протянул руку и набрал туман в горсть. Он был теплый и мягкий, как тополиный пух, но что-то скрывалось внутри, что обжигало кожу даже сквозь пропитанный мазью бинт. Низу быстро выпустил туман из рук и отступил назад.
На краю стола сидел крупный иссиня-черный ворон, держа в клюве шнурок с двумя медальонами, снятыми с шеи Пан. Низу моргнул. Ворон моргнул, потом тяжело взлетел и вомчался прочь, отчаянно работая крыльями. На секунду лис позабыл и про отравленную шутовку, и про стену на границе – его жизнь была в клюве у наглой птицы! Уже побежав за ним, лис немного устыдился своих мыслей.
Ворон приземлился на верхушку одной из штакетин забора, дождался Низу, как тому показалось, с наглой усмешкой, и полетел дальше. Что-то не так было в этой птице, и довольно скоро лис сообразил: он гнался за таким же оборотнем. Он мог бы и раньше это понять, если бы голова не была занята мрачными мыслями. С оборотнем, по правде, все было проще.
– Эфолл!
Ворон медленно опустился на землю, выпустил из клюва медальоны и неспешно обернулся. Теперь на траве полулежал молодой человек, бледный и остроносый, одетый в веселенькую желтую куртку и канареечно-желтые брюки-дудочки весьма модного теперь покроя. На лице его блуждала рассеянная улыбка, которая могла бы вывести из себя и святого.
– Верни подвески, - потребовал Низу, останавливаясь в шаге от ворона.
Тот смерил лиса с головы до ног, сощурился и спросил:
– С чего бы? Они мои.
– Они принадлежат девушке.
– Той покойнице? – ворон хмыкнул. – Извини, друг, но наследства тебе не видать. К тому же, зачем оборотню – ты же у нас оборотень – такой вот опасный предметец?
Ворон помахал перед носом Низу медальоном с профилем лиса.
– Верни ему подвески! – потребовал еще один незнакомый голос.
Его обладатель вышел из-за деревьев, пытаясь сбросить с себя девочку лет десяти, вцепившуюся в одежду. Он был несколько постарше и выглядел значительно серьезнее.
– Верни лису подвески, Крауклис! – в голосе зазвучало опасное рычание. – И никогда не связывайся с такими, как он!
– Знаю, знаю, знаю… - отмахнулся ворон. – Держи свои побрякушки. Только, едва ли они помогут красотке. По мне, так вообще давно пора отсюда улепетывать.
Медальоны, пущенные умелой рукой, зависли прямо перед лицом лиса. Протянув руку, он взял их и куда внимательнее изучил старшего из незнакомцев. С девочкой, вцепившейся в его куртку, он выглядел почти нелепо, но что-то в нем было весьма внушительное.