Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры
Шрифт:
— Да что ты делаешь? — возмутился полковник. — Зачем ты его?
— Вот хулиган!
— Это что же такое?!
— Дайте ему самому по шее!
Зашумели все в автобусе.
— Растут же изверги, прости господи! — стукнула палкой старушка. — За что ты его по больной-то головке?
— Да-а, по больной! — чуть не плача, выговорил Кривенок. — Чугунок он на голову надел, а снять не может. Вся голова влезла. Везу его в слесарную мастерскую. Распиливать чугун.
— Как же это? — изумился полковник.
—
— А зачем же марля?
— Так стыдно же идти по городу с чугуном вместо головы!
В автобусе поднялся такой хохот, что шофер оглянулся. Кубарь крутил большущим кочаном и что-то гулко бубнил.
В слесарной сбежались все слесари и тоже хохотали до слез.
Старый, совершенно лысый мастер положил Кубаря на скамейку и осторожно подпилил чугунок, щипцами выломил кусочек, снял чугун с головы.
Испуганный Кубарь хлопал светлыми ресницами, щурился от яркого света и не мог понять, где он находится.
— Ну, пацан, выкинул фортель! — вытирал слезы ученик слесаря, а лысый мастер усмехнулся:
— Ничего, скажи, в жизни всякое бывает.
Кубарь внимательно осмотрел его лысую голову и удивленно спросил:
— Дядя, а как же так, у вас все лоб и лоб, а где же голова?
Смущенный Кривенок схватил Кубаря за руку и потащил, шипя по-гусиному:
— Подожди, вот приедет папа, тогда узнаешь!
Придя домой, Кривенок сердито полез на крышу выпустить голубей. Когда он открыл чердак, там было пусто. Ничего не понимая, Кривенок остановился. Тихо. Под ногами перья и слой птичьего помета. Кривенок побледнел, выскочил на крышу — в чистой синеве носились только стрижи. Снова метнулся на чердак. Даже гнезда пустые, и пискунят украли. «Это дело Шелопута», — подумал Кривенок и скупо заплакал. Никогда еще не знал он такого горя. Сел на балку стропил и принялся ковырять палочкой в пыли.
Солнечный день казался тусклым, как вечер. Во дворе кричал Кубарь:
— Вася, иди! Я уже отперел ключом дверь!
Но Кривенок не показывался. Когда же он спустился, глаза у него были распухшие, красные. Горбясь и ступая тяжело, прошел на кухню. Молча занялся уборкой: завтра приезжали мама с папой.
Весь день Кривенок мыл, подметал, стирал, гладил. К вечеру в доме было так, как при маме, когда она готовилась к Первому мая.
— Не сори, не пачкай, — тихо предупредил Кривенок брата и вытащил зачем-то учебники, листал их.
— А я знаю, что такое анекдот, — сообщил Кубарь, взбираясь на кровать.
— Что же? — рассеянно спросил Кривенок.
— Это когда я что-нибудь рассказываю. Тогда все говорят: «Это прямо анекдот».
Ночью Кривенок спал беспокойно.
На рассвете он вскочил
Принялся готовить обед — маму и папу нужно было встретить как следует. Никогда и ничто он не делал так старательно. Сварил уху, поджарил рыбу. В белой тарелке пламенела мокрая редиска, словно покрытая блистающим ярким лаком. На весь дом пахло свежими огурцами и укропом.
Кубарь уже с утра дежурил у ворот, боясь испачкать чистую рубаху.
В полдень послышался радостный визг, хлопнула калитка, раздался оживленный говор.
— А где же Вася? — спрашивал отец.
— Дай я тебя заключу в обнятия! — кричал Кубарь.
Лицо Кривенка вспыхнуло, он зевнул несколько раз.
Отец вбежал в кухню, шумно обнял Кривенка. Мать смеялась и плакала, держа на руках ликующего Кубаря.
— Вытирайте ноги! — кричал он.
От чистых лиц ребят пахло земляничным мылом.
— Ну как, сынок, все в порядке? — спросила мама.
— В порядке, — скупо ответил Кривенок.
— Как вы жили-то?
— Ничего. А как бабушка?
— Слава богу, поправилась!
Мать оглядела чистую кухню, быстро обошла прибранные комнаты и переглянулась с отцом. Тот молча, с гордостью, похлопал Кривенка по спине.
— Тут обед вот… если хотите, — небрежно бросил Кривенок и покраснел.
— Обед? С удовольствием! За ушами затрещит! — Артем Максимович внимательно смотрел на сына. Кривенок стоял перед ним немного выросший, немного похудевший, в белой чистой рубашке, отглаженных брюках. Два его светлых намоченных вихра мягко лежали со всеми волосами.
— Как твои голуби?
Кривенок опустил глаза, тихо ответил:
— Украли. Всех до одного.
— Та-ак, — отец прошелся из угла в угол, — неужели эта беда непоправимая? — Он еще раз прошелся, глаза его хитро сверкнули. — Между прочим, скоро день твоего рождения. Все ломаю голову: что тебе подарить?
Лицо Кривенка порозовело. На щеке и подбородке засмеялись ямки, и вдруг оба высохших вихра быстро поднялись, словно хотели что-то увидеть вдали.
Синий колодец
Электропила визжала, выла, входя в крепкую древесину. Вырывалась тугая струя опилок, пахло сосновой смолой.
Семен, тяжелый, широкий, с засученными до локтей рукавами, вывел пилу из надреза и, волоча резиновый кабель, забежал к дереву с другой стороны. Пила снова взвыла, вгрызаясь.
На место Семена встал помощник Сашка Ягодко, стройный и гибкий даже в старом, мешковатом комбинезоне, и, взмахнув несколько раз топором, сделал надруб — сюда падать дереву. Схватив багор с острой железной вилкой на конце, Ягодко вонзил его в сосну.